мне «Bay Mir Bistu Sheyn» (любимая песенка Ингрид). Кафе кишело тенями. Не иначе, они проводили веселенький вечер, хотя в Послесмерти нет времени или, по крайней мере, видимых примет времени. Например, мои наручные часы исправно тикали и стрелки, как положено, обегали циферблат, но я давно понял, что они отсчитывают только мое личное время. Если постараться, в этом можно найти кое-что хорошее. Представьте себе, что вы встречаете здесь тень своей умершей возлюбленной, которая не состарилась ни на один день с тех пор, как вы видели ее лежащей в гробу – такую бледную, такую спокойно-прекрасную и такую мертвую… А хотели бы вы снова увидеть своих покойных родителей и вообще всех тех, кто когда-то был вам дорог?
Не берусь предсказать, к чему привела бы подобная встреча. Заставила бы меня взглянуть на мою жизнь по-новому? Вряд ли. Я и без того почти еженощно вертел ее так и этак, пытаясь понять, в чем же смысл этого проклятого цирка, в котором печальные клоуны кривляются перед дегенератами, а пушечное мясо раз за разом радостно отправляется на бойню под пощелкивание кнутов обожаемых дрессировщиков.
И все же. Я слишком хорошо помнил тех, с чьим вечным отсутствием невозможно примириться. Остается разобраться, почему меня так ужасает мысль об их противоестественном присутствии. Где он – корень моего столь брезгливого «естества»? Я бы вырвал его из груди, сердца, мозга, лишь бы снова обнять маму, отца, тебя, любимая Эльза, и ощутить вашу нежность, даже если при этом пальцы нащупают холодное ничто или слишком мягкую плоть, а нос учует запах распада…
Я утер невольную слезу и приказал себе думать о деле. А дело, похоже, действительно шло к мирным переговорам. Сбежав из дома номер 31 по Мантойфельштрассе, парочка уютно устроилась в углу кафе на полукруглом диване, за столиком, на котором мерцала лампа с абажуром, источая подобие света.
Как я успел заметить, владелец кафе тенью не был. Ею не был и маленький изящный человечек, лицом похожий на итальянца, сидевший за столиком возле окна. Перед ним стояла наполовину пустая бутылка коньяку, рюмка и чернильница с пером. Он удачно изображал повышенный интерес не только к жидкости в бутылке, но и к разложенным на столике бумагам. Ох уж эти постояльцы Послесмерти, по тем или иным причинам задержавшиеся в ней надолго… Без них здесь было бы совсем… безлюдно. Совсем тихо. Да и некому было бы подать коньяк.
Теперь спешить некуда. Я решил дать парочке понять, кто хозяин положения. Недурно бы заодно перекусить – я почувствовал голод. Подошел к стойке и сделал заказ. Лицо Генриха ничего не выражало, вернее, отсутствие выражения на нем будто сообщало: «Навидался я всякого, и все мне уже надоело. Делайте свои дела, только мебель, пожалуйста, не ломайте». Ну, это уж как получится, дружище. Насчет компенсации материального ущерба в принципе можно обращаться к Хозяину. Если наглости хватит.
Я показал на стоявший справа от стойки радиоприемник «Телефункен», намекая Генриху, что неплохо бы включить музыку, дабы заглушить доносящуюся с того света Зару. Приемник на вид не отличался от своих расплодившихся в последнее время собратьев, но затем, приглядевшись, я различил надписи на его шкале, и выяснилось, что это были не названия городов, а четырехзначные числа. Стрелка шкалы находилась против числа 1996. Генрих понимающе кивнул, включил приемник, и через несколько секунд из динамиков раздались заунывные и мрачные звуки, которые я не могу назвать иначе как глумлением над музыкой, хотя в них угадывалась извращенная мелодия и похоронный ритм. Голос, чем-то похожий на голос Хозяина, простонал по-английски:
На мгновение у меня потемнело в глазах. В голове будто встряхнули игральные кости, но все очень быстро стало на свои места. Я поморщился – не столько от приступа странной дурноты, сколько от омерзения. Генрих поспешно крутанул ручку настройки, перегнав стрелку на 1936. Год прошлой Олимпиады, на которой наши атлеты показали свое превосходство во многих видах спорта. Даже как-то обидно было за негров, у них ведь прекрасные природные данные. Им бы хороших тренеров и достойные спортивные базы. Если бы правительство Штатов не скупилось… Но я опять отвлекаюсь. Зазвучавшая легкая музыка Эриха Цанна в переложении для струнного оркестра была мне по вкусу. Успокаивает, способствует пищеварению, навевает приятные воспоминания, настраивает на оптимистический лад.
Почти довольный собой и своим времяпровождением, я направился к столику, за которым сидел предусмотрительный клиент. Ну здравствуй, поганец. Чего это ты убегать вздумал, а? Наверное, натворил что-нибудь непотребное? Риторические вопросы. Ясно, что натворил, иначе Хозяин за тобой не послал бы. Для беспристрастности мне вообще-то и знать не полагалось, в чем состоят прегрешения клиентов. Но задним числом могу сказать: это тяжкие преступления. Особо тяжкие. Чтобы представить, насколько тяжкие, просто вспомните о том, что братья-поджигатели Пайфер все еще свободно раскатывают на своих велосипедиках. А
