эхолокацией, ну, не электроток же они через воду пропускали… Да и профилактическое гранатометание никто не отменял!» – вспомнил я скупые пояснения Валерки.
Движение «Хайлюкс» начал не очень резво, хотя путь и был свободен – возле крупнокалиберного пулемета пристроился Сергей, поэтому группер не разгонялся.
В этом секторе уже положено поглядывать за небом, потому что ущербная, как тут ни крути, система ПВО Севастополя не может обеспечить полную защиту района от ударов с воздуха. Кругом простор, видимость в хорошую погоду миллион на миллион, рельеф такой, что летательным аппаратам спрятаться особенно негде, однако вполне возможен подход тарелок гугонцев с моря. Странно, но стратегический мост пришельцев, похоже, не интересует, не зафиксировано ни одного удара по конструкциям. А что если они сами планируют использовать переправу после ожидаемой победы?
Остров Тузла быстро остался позади, я даже рассмотреть его не успел, приближался материковский берег.
Пш-ш…
– Общий, внимание, встреча! – раздался в эфире глухой голос группера, я напрягся, всматриваясь вперед.
Выполненный из бетонного монолита сложный комплекс на берегу было видно хорошо. Все здания сделаны в едином проекте и соединены между собой галереями. Знаковая обстановка усложнялась, тут и там стояли табло, экраны и прочие световые приборы. До сей поры ярко размеченные полосы движения обогащались дополнительными отрезками для маневрирования, карманами и ответвлениями, но здесь основные полосы шли под огромный прямоугольный козырек, нависающий над автострадой.
Со стороны зданий в нашу сторону быстро ехал подготовленный для серьезного бездорожья отечественный «Хантер», кустарно, без всякой мысли и расчетов устряпанный кляксами, выполненными в зеленой гамме. Такой камуфляж на фоне белого бетона был подобен мишени, нарисованной на груди у жертвы, но владельцев машины это не смущало. Зато смотрится круто, боевито.
– Еще пятьдесят вперед, – скомандовал Фидель. Мы остановились по сигналу Сереги, решившего, что теперь позиция его устраивает.
– К машине! – прозвучала команда.
Мой напарник, протянув чуть дальше пикапа и прижавшись к обочине, не стал прятаться, присев у задней двери «Паджеро». А говорил, что на авто надеяться не стоит!
– Твою мать, почему сбывается? Чувствовал я… Давай, прыгай за бордюр, – приказал он мне, и почти сразу указал цель: – Рядом с пожарным щитом пулемет «ПКМ», держи его.
Выбрав место, я пристроил сошки и быстро прицелился. Отличная все-таки у меня оптика, бледное лицо стрелка, лежащего возле пулемета чуть больше чем в полутора сотнях метров от меня, видно было так, словно он совсем рядом. Я уже давно пристрелялся, подружился с винтовкой и прицелом, а потому был уверен, что, несмотря на ровный ветерок с правой руки, попаду в него первым же выстрелом.
Когда разукрашенный отечественный джип приблизился к нам, Валерка махнул переговорщикам рукой, показывая на Фиделя, дескать, вот старший, проезжайте дальше и разговаривайте с ним. Хитрость удалась, и визитеры оказались словно в кармане. А мне был отлично слышен весь разговор.
Внешний вид прибывшего уполномоченного лица впечатлял. Это был казак.
Широкие атласные лампасы, фуражка, стилизованная форма защитного цвета, ордена какие-то, нагайка за голенищем сапога и огромный бебут. Не кинжал-кама, как у Залетина, а кривой тесачина, точно такой же я видел у своего двоюродного дядьки, когда приезжал к нему в Таганрог, где он держал небольшую артель по производству очень вкусной колбасы. Жутковатое оружие, дядя доставал его в моменты подпития, непременно поминая казачьи корни и усеченный перечень былых доблестей рода. Но он же едко посмеивался над своим гетманским происхождением и любил говаривать, что его деды и прадеды были самыми обыкновенными трудолюбивыми овощеводами и виноградарями, хотя и считались потомками запорожских казаков. Прадед, про которого дядя знал чуть больше, чем про остальных родственников, в давние времена был чумаком. Он ездил на волах к Перекопу за розовой солью и вяленой азовской тюлькой, не помню точно, как эта рыбка называется, мы тоже любили употребить ее за пивом… И рассказывал открывшим рот внучкам, что где-то, за лазоревыми степями Екатеринославщины и Херсонщины, простирается благодатная крымская земля. Казачество для дядьки не являлось фетишем, хотя и форма лихая имелась, и значки всякие, и дружки веселые да усатые.
У этого расплывшегося над ремнями и портупеей усатого пузыря средних лет присутствовал неприятный мне элемент какой-то клоунады. Все слишком ярко, напыщенно: и усищи эти, словно из гримерки украденные, и странный герб на двери джипа. Кинжал… Я смотрел и глазам своим не верил: оказывается, не украинцы, не турки и не бандиты с поселка, а самые настоящие казаки закупорили полуостров! Родные отечественные казачки! Вот о чем Брашпиль ворчал!
