подлинные задачи литературы (и искусства в целом) некоторое время назад кардинально изменились.
Некоторая часть человечества, условно говоря, «наелась», обустроилась, согрела попу и выучилась контролировать деторождение. Это означает, что у большого числа людей высвободилась часть ресурса, который раньше расходовался на обслуживание собственных физических потребностей и потребностей постоянно пополняющегося потомства.
И теперь вопрос стоит так: на что мы потратим высвободившийся ресурс.
Понятно, что уважаемое человечество тратит его на всякую фигню типа сложносочиненного потребления. Но есть и другая тенденция: тратить высвободившийся ресурс на творчество. Я имею в виду все эти бесконечные фанфики, стишки, любительские фоточки, бесконечные потоки рукоделия, бесчисленные художественные и музыкальные школы для взрослых. Что-то подобное существовало всегда, но масштабы несопоставимы.
Как частное лицо и нежное зайко, я могу сколько угодно приходить в ужас от результатов описанного процесса. Но как аналитически мыслящая монада не могу не понимать, что эта тенденция сама по себе очень крута.
Штука в том, что почти всякий начинающий, неумелый художник обычно счастлив в процессе – в отличие, кстати, от большинства профессионалов, для которых творчество – это, в первую очередь, тяжелый повседневный труд.
И я начинаю думать, что искусство постепенно превращается в своего рода инструмент добычи радости. Ценностью (по большому счету) становится не совершенный результат творчества, а его счастливый процесс. Оно и правильно: хороших книжек, картинок, музыки и пр. человечество уже и так наворотило предостаточно. Современному человеку долгой жизни не хватит, чтобы усвоить все заслуживающее внимания. При этом радость (особенно радость вдохновения, то есть деятельного единения с Духом) – в большом дефиците. И – смотрите-ка! – все больше народу идет трудолюбиво добывать эту радость для себя. А будут они при этом валять войлочных зайцев, переписывать финал «Гарри Поттера» или сочинять симфонию при помощи специальной компьютерной программы для не владеющих музыкальными инструментами, какая разница.
Как потребитель культурных ценностей я, повторюсь, в ужасе, и мне хочется немедленно все отменить. Но рассматривая ситуацию с позиции, скажем так, Мироздания, я понимаю, что начался очень правильный процесс. И хорошо бы он не заглох.
Мне не раз доводилось встречаться
с концепцией, гласящей, будто художник так счастлив в процессе простигосподи творчества, и еще более счастлив, когда его простигосподи творчество получает внимание почтеннейшей публики, что должен работать бесплатно. Концепция, конечно, хорошая, но слишком, я считаю, гуманная и мягкотелая: от голода человек подыхает довольно долго и еще много дополнительных смыслов может успеть смастерить на коленке в процессе, так что лучше сразу серебряная пуля и осиновый кол для верности, меньше будем мучиться и мучить почтеннейшую публику своими сияющими смыслами, которыми ни одного лба все равно не прошибить, но сердце растревожить все-таки можно.
Мокрый снег —
это даже лучше, чем труп врага, проплывающий по реке. Весь годовой запас злорадства и немилосердия можно израсходовать, глядя, как он тает, еще не коснувшись земли. И думая: вот тебе, вот тебе, вот тебе!
В некоторых вопросах я – злобный психопат.
Мутабор
В раннем детстве мне казалось, что мой человеческий облик – явление случайное и, уж точно, кратковременное. Прежде было как-то иначе (вот-вот вспомню, как именно), сейчас так, а скоро превращусь во что-нибудь еще. Например, в облако, ветер или воду. Хорошо быть текущей водой!
И так странно было каждое утро просыпаться все в том же твердом человеческом виде. Не печально, не обидно, а просто удивительно: как, опять? Ну надо же. Ладно, значит завтра. Ждем.
Почему бы не подождать.
Кто же знал, что за первые пару лет беззаботного ожидания привычка быть человеком успеет стать прочным фундаментом бытия. И однажды, наблюдая, как утекает в открытое сливное отверстие ванны вода, я заору от ужаса и потребую, чтобы меня немедленно вынули, завернули в полотенце, унесли и спасли от неизбежного утекания в черную дыру. Потому что в этот момент мне еще было известно о дивной возможности превращения во что угодно, включая жидкость, но уже панически страшно, что она реализуется прямо сейчас.
Это называется: добро пожаловать в человеческий мир. Страх – обычная входная плата. А на сдачу, как я понимаю теперь, новым членам клуба дают утешительное забвение, помогающее ужиться с таким положением дел.
Меня в той кассе, получается, обсчитали. Поэтому я довольно много помню о тех смутных временах, когда текучее как вода
