ты мог легко и просто остановить меня, поделившись со мной своими догадками?
– Я же не знал, что ты будешь нападать на Охотников.
Но я его уже не слушаю. И ничего не понимаю. Не могу понять, почему он не рассказал мне об Анна-Лизе. Он же знал, что я с ума схожу из-за нее.
– Ты все знал и ничего не сказал мне!
– Я пытался…
– Ты ничего мне не сказал. – Я подаюсь вперед и ору ему прямо в лицо: – Ни-че-го!
– Я…
– Я тебе верил, – шиплю я.
Но тут уже Габриэль подается вперед и тоже шипит мне в ответ:
– Нет, ты мне не веришь – давно уже не веришь. Ты не говоришь мне, что делаешь и что будешь делать. Пропадаешь где-то целыми днями и не сообщаешь, где ты был и кого убивал. Отделываешься парой слов, когда сказать что-то все-таки нужно. Вернее, когда это нужно тебе.
Поверить не могу, что он меня же еще и обвиняет. Сам спрятал от меня Анна-Лизу, а обвиняет меня! Я набираю полный рот слюны и плюю. Мой плевок попадает ему на щеку.
Габриэль смотрит на меня, выпучив глаза. Я еще никогда не видел, как он злится. Тут между нами встает Несбит, он оттесняет от меня Габриэля, говоря ему:
– Что с ним поделаешь, Натан – он и есть Натан, за это ты его и любишь.
Селия кричит:
– Натан, тебе надо успокоиться!
Я поворачиваюсь к Селии, покрываю ее чернейшим матом, а потом, набрав полную грудь воздуха, ору:
– Похоже, здесь все все знали?
– Греторекс знала и получила приказ молчать, чтобы держать тебя подальше от первого лагеря, а поскольку ты и здесь появлялся нечасто, то ей было несложно выполнять приказ.
– Так с чего ты теперь вдруг решила мне сказать?
– Как я уже говорила тебе вчера вечером, Альянс обязан обеспечить равенство всех ведьм перед законом. Сейчас идет война, но она не отменяет ни правил, ни необходимости соблюдать их. Анна-Лиза в плену. Она не хочет больше воевать. Она не поддерживает Сола и никогда не встанет на его сторону, но она считает, что война – это не выход.
– Мне плевать, что она там считает. Меня интересует одно – что ты собираешься с ней делать?
– Она предстанет перед новым судом, который мы сейчас организуем: это будет суд Черных и Белых Ведьм, он и вынесет решение по ее делу. Она застрелила Маркуса, Черного Колдуна и влиятельного члена Альянса. В результате ее действий Альянс потерпел сокрушительное поражение. Большая группа Черных во главе с Гасом хотят, чтобы она понесла наказание. Альянс же хочет – вернее, нуждается в том, чтобы действовать по справедливости: все должны видеть, что для нас Белые и Черные Ведьмы равны. Именно этим Альянс и отличается от Совета, и мы хотим, чтобы все это понимали. С другой стороны, судебная процедура для Анна-Лизы означает, что она имеет право на защиту.
– И как она будет защищаться?
– Она утверждает, что действовала под влиянием аффекта. Говорит, что хотела только помочь своему брату.
И тут весь мой гнев против Анна-Лизы испаряется, сменяясь холодным презрением. Я говорю Селии:
– Коннор был уже мертв, когда она застрелила Маркуса.
– Вот это и должен будет установить суд. Все свидетели будут принимать зелье правды. Верь мне, Натан. Правда выйдет наружу.
– Тогда верь мне и ты, потому что я говорю правду: мой отец убил Коннора О’Брайена, Охотника, когда тот тянулся за пистолетом. Анна-Лиза выстрелила в Маркуса, когда Коннор был уже мертв, а потом сбежала, оставив нас расхлебывать последствия. Это из-за нее моего отца больше нет в живых. А из-за того, что он умер, некому было остановить тогда Охотников, и погибли сто членов Альянса. Их кровь на ее руках.
– Твои показания выслушают, Натан. Так должно быть, и так будет. – Селия делает паузу, потом добавляет: – Но ты должен предоставить суду решать участь Анна-Лизы. Отказаться от личной мести.
– Если ее отпустят, я буду мстить.
– Что ж, тогда тебя тоже будут судить.
