– Пусть попробуют.
Селия говорит:
– Похоже, ты уже понял, в чем ее дар?
Я много думал об этом, и кое-какие подозрения у меня возникли. Когда Анна-Лиза убила Маркуса, началась жуткая пальба. Габриэль толкнул меня на землю и закрыл собой, а когда я снова поднял голову, Анна-Лизы уже нигде не было. Сначала я решил, что она просто убежала и спряталась среди деревьев, но, думаю, я с самого начала знал, что она просто исчезла, буквально.
– Она может становиться невидимкой, – подтверждает мои подозрения Селия.
– До чего же удачно, что у нее такой же дар, как у ее многоуважаемого дяди и прославленного братца. Просто великолепно. Лишнее подтверждение тому, что они – одного поля ягоды.
– Вот и Гас так считает, но, с другой стороны, найдется немало тех, кто скажет то же самое о тебе и о твоем отце.
– Я этим горжусь.
– Будь осторожнее, Натан. В Альянсе много Белых Ведьм, куда больше, чем Черных, если на то пошло, и хотя они не питают особой любви к семье Анна-Лизы, в ней самой они видят слабую, незначительную жертву обстоятельств, несмотря на ее дар. С тобой все совсем иначе. Ты не слаб и не беззащитен. В тебе люди видят точную копию твоего отца. И знают, что ты сделал, чтобы получить его дары.
– Что я вынужден был сделать!
– Тебя боятся, Натан, и это плохо. Многие Белые Ведьмы боятся тебя нынешнего и такого, каким ты еще можешь стать. Они жалеют Анна-Лизу, которая действовала под влиянием любви к оступившемуся брату, хотела помочь ему, но в тебе они видят только Черного Колдуна – убийцу, сына Маркуса, пожирателя сердец. Ты убил Маркуса. Некоторые даже считают, что судить надо тебя, а не ее.
– Я хотел его спасти! Но бесполезно. Надежды не было, он умирал. Я не хотел, чтобы так все вышло!
– Успокойся, Натан, – тихим и ровным голосом говорит Селия.
Я матерюсь.
– Среди Белых сторонников Анна-Лизы есть те, кто считает, что лучший способ защитить ее – это привлечь внимание к тебе. Они говорят, что закон для всех должен быть один.
– Так ты хочешь меня арестовать? В этом все дело? За то, что я съел сердце Маркуса после того, как она его застрелила?
– Мы не можем сделать для тебя исключение. Тебе тоже придется отвечать на обвинения. Тогда все и объяснишь. Не думаю, что…
– А пока ты опять посадишь меня в клетку?
И я понимаю, что они мечтают об этом, все Белые спят и видят меня в оковах. Но я ни за что, ни за что больше не дамся. И, не успеваю я подумать, как из моих ладоней вырываются две молнии и ударяют в землю по обе стороны от Селии, а в воздухе между нами вспыхивает большой клуб пламени, так что она отшатывается.
В ту же секунду ее шум наполняет мою голову, ее разрывает боль, которую я ненавижу, и я оказываюсь на коленях.
Но она сразу прекращает.
– Я не хочу делать тебе больно, Натан. Не хочу испытывать на тебе свой дар, но мне придется, если ты не успокоишься.
Я поднимаю голову, смотрю на нее, встаю на ноги. Как я ненавижу этот ее звук, я готов на все, чтобы прекратить его, буквально на все. Она никогда больше не воспользуется им против меня.
Никогда.
Я начинаю тереть ладонью о ладонь, думая о вращающемся мире, тру все быстрее, быстрее, и замираю. Потом подношу обе ладони к вискам и думаю о покое.
И все замирает. Все делается неподвижным. Звуки стихают.
Селия стоит прямо напротив меня, спокойная и сосредоточенная. Габриэль не сводит с меня глаз, он все еще зол. Несбит замер на одной ноге, как будто хотел попятиться, Греторекс держит меня на мушке. А за их спинами толпятся новенькие. Наверное, услышали шум и сбежались посмотреть, в чем дело. Лица у большинства напуганные, но некоторые явно торжествуют. Донна тоже с ними, руки у нее по-прежнему связаны, лицо серьезное.
Я ухожу от них. Не знаю, как долго будет стоять время. Хотя какая разница. Главное, они больше не посадят меня в клетку.
Я уже далеко, когда позади раздаются крики. Значит, время пошло. Я перехожу на бег.
Снотворное
Я в лесу. Поздно. Что теперь делать, не знаю. Я никого не убил, никого не ранил. Хотя мог бы. Но зато я плюнул в лицо
