В зеркале появляется Габриэль, он останавливается в проеме двери.
– Несбит и тебя разбудил?
Это вообще-то даже не вопрос, и Габриэль не отвечает, он продолжает стоять у двери, а я – опираться на край раковины.
– Ты в порядке? – спрашивает он. Вот это уже вопрос.
Я отвечаю своему отражению.
– Да, все отлично.
Он молчит.
Тогда я поднимаю глаза и спрашиваю у его отражения:
– Сколько тебе лет, Габриэль?
– Гм-м-м… девятнадцать.
Я поворачиваюсь к зеркалу спиной.
– Ты выглядишь старше – на вид тебе лет двадцать или двадцать один.
Он качает головой.
– Нет, мне всего пару месяцев назад исполнилось девятнадцать. Ты пропустил классную вечеринку.
И мне вдруг становится обидно оттого, что была какая-то вечеринка с Греторекс и всеми новенькими, а меня не позвали, но я понимаю, что он шутит. С другой стороны, два месяца назад я был еще занят Анна-Лизой, а где бывал и чем занимался в это время Габриэль, я понятия не имею.
– Жалко, что я не знал. Я бы это как-нибудь отметил. Твой день рождения, в смысле.
– Вряд ли. – Он прислоняется к косяку, явно не собираясь возвращаться в спальню, и говорит: – Да и вообще какая разница? Я не очень-то люблю праздновать свой день рождения.
Тут я начинаю злиться. Может, он и не любит свой день рождения, зато он любит меня, и ему наверняка обидно, что я до сих пор даже не спросил его об этом ни разу.
А еще я, наверное, мог бы сделать ему подарок. Он ведь купил мне нож, только потому, что хотел подарить мне что-нибудь. И его подарок оказался такой же, как сам Габриэль, – красивый и необходимый. Правда, совсем не похоже было на Габриэля то, как он волновался, пока я разворачивал подаренный им сверток. Я тоже так хочу: подарить ему что-нибудь, и чтобы было видно, какой особенный этот подарок и как он для меня важен.
Я говорю:
– Но ведь я и теперь могу сделать тебе подарок.
– Да? – недоверчиво переспрашивает он.
– Нож или… не знаю… книгу какую-нибудь или… что-нибудь.
– Это было бы очень мило, – говорит он и добавляет: – Только быть милым – не твоя сильная сторона.
– Да… прости.
– Что, ты просишь прощения? – он трясет головой, как будто не верит своим ушам. – А ведь это уже во второй раз.
Я знаю, что задолжал ему не одно «прости». Однажды он сказал мне, что ценит мою честность, и с тех пор, как я в прошлый раз попросил у него прощения, я очень стараюсь, но у меня все равно не получается делиться с ним и сотой долей того, что происходит у меня в голове. А еще мне хочется, чтобы он вошел в ванную, но он продолжает стоять на пороге. И не войдет, я знаю, а все из-за того, что произошло здесь в прошлый раз, когда мы были вдвоем и я поцеловал его.
Я много думаю о нем, о том поцелуе, вспоминаю, как это было приятно. И еще я думаю о том, что снова все испортил.
Я не жалею, что поцеловал его тогда. Мне этого хотелось, и поцелуй был приятным, просто каждый раз, когда я вспоминаю тот случай, я жалею, что не поцеловал его лучше и что бросил так скоро, а больше всего мне жаль, что я тогда ушел и оставил его одного. Но ведь тогда у меня была Анна-Лиза, и я только что убил Меркури, и вообще бесился, и… да, главное, тогда у меня была Анна-Лиза.
И все равно мне хотелось поцеловать его тогда, и я поцеловал, и мне было приятно, и хочется сделать это снова.
Но он по-прежнему стоит на пороге, не подходит, и все из-за того, что я тогда напортачил. Но поцелуй-то был настоящий, с ним я не напортачил. Не знаю, позволит ли он мне попробовать еще раз, но я все же попытаюсь. Попытаюсь ничего не испортить.
Но, черт возьми, до чего же далеко от раковины до двери. И так страшно оплошать снова.
И так хочется коснуться его, прижаться губами к его губам.
Я поворачиваюсь к зеркалу и смотрю на себя. Вид у меня жуткий, но в голове только одна мысль – как я хочу его поцеловать. Поэтому я поворачиваюсь к зеркалу спиной и делаю к Габриэлю шаг, еще один, еще, и с каждым шагом неловкость покидает меня, я
