Там мы берем кофе, горячий шоколад, круассаны и фрукты. Под конец я начинаю баловаться с сахаром: открываю несколько бумажных упаковок подряд, высыпаю в свою кружку все их содержимое, мелко рву пакетики и отправляю туда же. Габриэль протягивает руку и кончиками пальцев касается тыльной стороны моей ладони; я перестаю свинячить, и мы застываем: я с пакетиком сахара в руке, он – лаская мою ладонь. Он говорит со мной, рассказывает мне о своей семье, о том, как они переехали жить в Америку, во Флориду, и как он застрелил там девчонку, которая предала его сестру, Мишель, а я смотрю на свои руки и думаю о том, скольких людей они уже убили, и о том, сколько еще жизней им предстоит отнять.
Мы садимся в поезд, устраиваемся у окна, поближе друг к другу, и смотрим, как проносится мимо нас мир, как небо из светло- серого становится голубым. Дома постепенно уступают место заснеженным полям, которые со временем снова обступают дома, а потом Габриэль говорит:
– Сейчас выходим.
Мы находим таксиста, который говорит, что знает нужный нам адрес, и десять минут спустя уже катим через пригород, мимо сугробов, застывших вдоль дорог. Скоро мы снова выезжаем за город, где дорога покрыта льдом. Водитель жалуется, что, хотя снега не было уже несколько дней, дороги так до сих пор и не привели в порядок. Потом останавливает машину и говорит:
– Приехали.
Дом стоит чуть в стороне от дороги – судя по девственно-чистому снегу вокруг, в нем никто не живет. Габриэль рассчитывается с шофером, и мы еще несколько минут ждем, пока тот развернется и уедет.
Мы идем к дому, снег скрипит под нашими ногами. На улице здорово холодно, из-за яркого, низкого солнца приходится щурить глаза.
Парадная дверь заперта, черный ход тоже. Но у Габриэля с собой булавка Меркури, она без проблем открывает заднюю дверь. Он хочет войти, но я предостерегающе беру его за руку и спрашиваю:
– А что, если на дом наложены защитные чары?
Он пожимает плечами:
– Несбит ничего такого не говорил.
– Несбит тут не был.
– Зато Ван была. Будь здесь чары, она бы попалась. – И прежде чем я успеваю его остановить, он делает шаг внутрь. Я жду, озираюсь. Но кругом все тихо, и я вхожу за Габриэлем.
Дом старый, заброшенный, внутри пахнет сыростью. Кое-где в комнатах лежат ковры, на окнах висят задернутые занавески, но нет никакой мебели, кроме единственного поломанного стула в одной из спален. Мы проверяем оба этажа, чтобы убедиться, что дом действительно пуст, и только потом спускаемся по деревянной лестнице вниз, в погреб. Электричества в доме тоже нет, так что приходится пользоваться фонарями.
Погреб оказывается такой: одна небольшая комната с низким потолком и цементным полом. И все.
Я говорю Габриэлю:
– Я, конечно, не знаю, что такое географическая комната, но я ожидал, что тут будут карты или что-то вроде.
– Ага.
Фонарь Габриэля шарит по стенам.
Я спрашиваю:
– Думаешь, их кто-нибудь забрал?
– Не знаю. Но если Леджер такая могущественная, то без магии здесь вряд ли обошлось.
– Может, здесь есть еще проход, он-то и ведет в географическую комнату.
– Нет, она должна быть здесь. Как на карте Меркури. По этому адресу. В этом погребе.
Я обхожу комнату кругом, но в ней буквально не на что смотреть. Я обшариваю глазами потолок, пол и стены, но и там не нахожу ничего. Комната пуста.
Габриэль говорит:
– Они должны быть здесь. Просто мы их не видим.
– Может, надо сказать волшебное слово, и они появятся, – предлагаю я.
– В дневнике Меркури ничего такого не написано. – Габриэль принимается ощупывать стены со словами: – Может, тут потайная дверь.
– Об этом тоже не написано.
Я прислоняюсь к стене и наблюдаю за Габриэлем, который продолжает бродить по комнате и то надавливает на стену тут, то
