запомнить тепло и вес. Бингл выскреб кого-то из-за портьеры, но тот сразу сдался, не страдая заморочками типа «со щитом или на щите».
«Мунтжак» подошел к самой пристани и нависал над площадью — бухта явно была глубже, чем казалась на вид. Наколдованные кем-то, скорее всего Элиотом, розовато-желтые висячие огни величиной с баскетбольный мяч создавали атмосферу веселой ярмарки. Еще больше окрепший ветер колебал и подкидывал их.
Элиот вместе с Джошем стояли на живописном фоне «Мунтжака». Они что, все время там были? От спада эмоций у Квентина ослабли колени. Утомительное это дело, геройство: чувствуешь себя потом как пустой бурдюк. Бок снова давал о себе знать, мысль об уютной койке на борту успокаивала. Сейчас он свернется калачиком, и быстрый олень унесет его прочь. Квентин приветственно вскинул усталую руку. Встречу героя с объяснениями и поздравлениями можно отложить на потом — скорей бы завалиться на койку.
Элиот и Джош, не отвечая ему, мрачно смотрели на что-то у себя под ногами. Джош пошевелил губами, но ветер подхватил его слова и унес в океан.
На мокрых досках со стрелой в горле лежал Бенедикт. Его убили, как только он вылез из шлюпки, но умер он не сразу: пытался вытащить стрелу, прежде чем захлебнулся собственной кровью.
ГЛАВА 20
Дом в Мюре был лучшим, что случилось с Джулией за всю ее жизнь. За все ее жизни.
Цап-Царап сказал правду: она наконец-то пришла домой. Ее существование до этого дня напоминало нескончаемую игру в пятнашки, где только она и водила. Теперь и ей можно отдохнуть в домике. Она обрела убежище, несравнимое с теми, где уже побывала, нашла свой Брекбиллс. Заключила свой сепаратный мир.
Всего в доме было девять жильцов — одни из «Беовульфа», другие нет. Из беовульфовцев присутствовали Цап-Царап, Асмодея, Фолстаф, а также Гаммиджи и Фиберпанк. Последние двое на форуме появлялись не часто и вели себя робко. В них Джулия никогда бы не заподозрила магов — чарами они, как видно, занимались приватно.
Трое других тоже оказались совсем не такими, как она представляла. Она всегда думала, что Царап — девушка или гей, но при встрече он ей геем не показался, и такого красавца она тоже не ожидала увидеть. В онлайне он позиционировался как человек, которому причинили какое-то зло, чудом не сломавшийся и живущий на одной силе воли. Джулия предполагала, что он жертва аварии, возможно, парализованный или страдающий от хронических болей, но подходящий к этому философски — а тут такой из себя Аберкромб энд Фитч.[46]
Фолстаф, седовласый джентльмен ее фантазий, предстал мужиком лет под тридцать, который если и был джентльменом, то очень большого размера. Рост примерно шесть футов пять дюймов и сложен как утес — не то чтобы толстый, просто до хренища громадный. Весил он, наверно, фунтов четыреста и говорил на инфразвуковой частоте.
Асмодея, малолетка лет семнадцати, трещала как пулемет и улыбалась до ушей. Брови домиком — шкодливая такая девчушка, типа Файрузы Балк, которая играла в «Колдовстве» Нэнси. Джулия не узнавала своих лучших друзей.
Они тоже были маги — хорошие, лучше ее — и жили в большом доме на юге Франции. Требовалось время, чтобы привыкнуть к этому. И простить их.
— И когда же вы собирались сказать мне? — осведомилась она. Они сидели в патио за стильным отреставрированным столом, в бокалах рдело местное красное, на солнце сверкал бассейн. Реклама сигарет, блин. — Нет, правда? Сидите здесь, лопаете гуманную фуа-гра — и молчок? Надо же, испытание мне устроили! Как будто я мало тестов в жизни сдала! — По щеке скатилась непрошеная слеза. Джулия смахнула ее, как ужаленная.
— Джулия. — Задребезжало столовое серебро — это Фолстаф подал голос.
— Извини, — прощебетала с сестринской нежностью Асмодея. — Нас всех так испытывали.
— Поверь мне, твое пребывание в бед-стайском убежище нам удовольствия не доставило. — Царап отставил бокал. — Но когда ты исчезла с беовульфовского радара, мы сразу заподозрили, что ты связалась с какими-то магами — и стали ждать. Дали тебе время встать на ноги, научиться основам — пальцы поставить, овладеть главными языками. Понять, твое это вообще или нет.
— Ну спасибо, родные. Охренеть от такой заботы. — Все время, пока она скиталась в пустыне, они сидели и наблюдали за
