черным невысоким забором из кованого железа. Оконные шторы в каждой комнате были раскрыты полностью, словно возвещая: хозяину дома нечего от кого-либо таить.
Тео стоял на противоположном углу, с горькой улыбкой наблюдая за особняком. Он помнил времена, когда человека, ныне именуемого Гордоном Бродгёрдлом, не пустили бы даже по этой улице гулять, не то что домовладельцем здесь быть. В те дни он откликался на имя Уилки Грэйвз, или попросту Уилки Могила, и на каждом клочке его изорванной одежды висело по серебряному колокольчику, а зубы у него тогда были длинные, острые и железные до самых кончиков. Не зубы, а зубья! Он даже перчатки носил, увенчанные железными когтями – чтобы доходчивей объяснять свою позицию, если кто-то сразу не понимал. А происходило такое нередко…
«Вот это я понимаю, преображение!» – сказал себе Тео, наблюдая, как Бродгёрдл вылезает из конной коляски и направляется по подъездной дорожке к крыльцу. Он поменял не только зубы, но и волосы с бородой. Сменил и походку: теперь он нес себя с этакой ненаигранной властностью, как бы подразумевавшей наследные привилегии. Тео хорошо помнил, как прежде держался враг: вся его поза, бывало, излучала агрессию и нетерпеливый напор.
Не изменились разве что голос и глаза. Они наводили ужас совершенно как прежде…
Разглядывая Бродгёрдла, облаченного в шикарный костюм, Тео невольно припомнил день, когда в самый первый раз встретил Уилки Могилу. Воспоминание было из тех, которые он не первый год усердно пытался похоронить, – как, впрочем, и все, что хоть в малейшей степени касалось Грэйвза. И вот теперь прошлое вернулось, непрошеное и удивительно яркое. Вырвалось из-под многолетнего спуда…
Все случилось в городке, по недоразумению названном Раем: здесь было так же сухо и пыльно, как и во множестве других городишек, пройденных Тео. К тому времени он уже две недели странствовал совершенно один, и ему редко удавалось добыть себе пищу.
Он увидел фургон, стоявший перед таверной, – не вполне обычный фургон. Большинство путешественников Пустошей использовали хлопчатый брезент, который пропускал свет, но худо-бедно ограждал от холода и жары. Этот был целиком деревянный, с дверкой позади. Дверь замотали цепью и заперли на замок. Тео тут же смекнул, что фургон, не иначе, был набит ценностями. Что в нем перевозили? Слитки золота? Денежные купюры? «Еду!..» Воображение нарисовало свисающие с крючков гирлянды колбас, мешки зерна, бочонки с яблоками и картошкой… Тео был до того голоден, что, пожалуй, сгрыз бы даже луковицу, причмокивая от удовольствия. Привидевшаяся картина изобилия неудержимо потянула его к себе – хотя он и понимал, что в Раю для воришки было полно добычи куда как полегче.
Позже, оглядываясь назад, Тео ругательски ругал себя: как он мог не обратить внимания на состояние лошадей?.. Если бы в животе поменьше сосало, он точно заметил бы неухоженные копыта, а на ляжках животных – засохшие полосы крови. Но нет, он мог думать только о залежах провианта внутри. Вытащив отмычки, Тео занялся замком. Сколько там всего! Какая будет пирушка!..
Вот так его и застукал Могила. С отмычкой в недрах замка и с глупым предвкушением на лице. Грэйвз ухмыльнулся, показав разом все свои железные зубья. Он держал на поводке черную сторожевую псину. Судя по виду, жилось зверюге не сытней Тео.
«Взять его, Салли!» – скомандовал Могила гулким голосом, который Тео запомнил навеки. Собака прыгнула вперед… Тео выставил руку с железными костями: псину не остановит, но, может, хоть задержит…
Воспоминание заставило Тео содрогнуться. Сердце тяжело и болезненно заколотилось. Он заслонился развернутой газетой, которую предусмотрительно захватил. Бродгёрдл остановился в дверях, оглядел улицу… Что верно, то верно – его почти невозможно стало узнать. По-настоящему его выдавал только голос, ведь людей с жестокими глазами на свете хоть отбавляй. Он что-то сказал дворецкому и скрылся в прихожей. Тот махнул кучеру, направляя его в каретный сарай.
Но Уилки Могила – не единственный, кого разительно изменили прожитые годы. Это относилось и к Тео. Имя, правда, он сохранил прежнее, зато стал много старше и несравнимо мудрее. В последний раз он видел Грэйвза, когда был мальчишкой одиннадцати лет от роду. Куда меньше ростом, существенно грязней нынешнего… и, конечно, гораздо более жалким.
«Он меня нипочем не узнает. Даже если я среди бела дня перед ним встану!» – решительно сказал себе Тео.
Эта мысль, выросшая из остатков уверенности, дала ему силы действовать. Сев на велосипед, Тео покинул свой угол и объехал владения Бродгёрдла кругом. Особняк с окружающими угодьями занимал большую часть квартала. За домом вместо заднего двора раскинулся сад, примыкавший к улице. По бокам красовался высокий кирпичный забор, увитый плющом. Тео нашел в стене дверь, но она оказалась крепко заперта. Впрочем, в железной поверхности был прорезан узор – силуэт совы. Сквозь него оказалось возможно заглянуть в сад.
Тео присел на корточки и стал наблюдать. Он увидел лопату, торчавшую в земле возле недавно вскопанной клумбы. Тео
