Просыпается целый капитан, рядом в обнимку, в чем отец зачал, ой нет, мать родила, лежит начтыл, она же любимая моя Машенька.
– Маш, вставай, уже утро.
Начтыл на меня и на мои слова ноль внимания, ну пусть милая спит:
Мое сладкое чудо нежно-вкусно спит. Береги ее сон, мне сердечко говорит. Я ее люблю безумно, любовь сила моя. Всего себя посвящу, Мариша, для тебя.
Спи спокойно, я с тобой, сберегу твой сон, Манечка, ведь в тебя безумно я влюблен. А когда проснешься ты, рядом я сижу И в глаза твои, Маня, с любовью гляжу.
Ну, где-то так, конечно, согласен, не Пушкин, не Рождественский и не Жуковский, ну и что, зато это о ней, и ей, да еще сочинено собственноручно, нет собственноязычно, уфф, и это не катит, короче, вы меня поняли. И читаю эти стишки уже вслух, как говорится, «с чувством, с толком, с расстановкой», ну, короче, не как пономарь.
Машундре понравилось, она глазыньки открыла, смотрит на меня и пальчиком манит, мол, иди ко мне, я те щас че-то дам. И как женщине отказать (я ж не гей-парад), наши губы тут же слились в пароксизме единения, в апогее желания, в экстазе любви, короче (ни фига се высказался, откуда я такие слова-то знаю, а?). А следом за губами слилось и все остальное, через полчаса (может, 45 минут, я не засекаю в такие моменты, а вы?) мы с Машей вышли на волю, в пампасы, ну, то есть умыться.
После процесса очищения, бредем на завтрак, вокруг все сияют, как же, у нас теперь связь с Центром. И мы не кучка самодеятельных партизан, а передовая часть армии первого государства рабочих и крестьян. На завтраке Старыгин рассказал остальные новости.
Полковника, ой, генерал-майора Старыгина (никак не привыкну) отзывают в Центр, будет командовать дивизией (настоящей, а не как нашей, виртуальной).
Круминьша и Шлюпке отзывают тоже в Центр, в НКГБ, Бернхардт будет консультировать наших о Вермахте, а Артур, само собой, об Абвере, а также расскажет обо всех агентах, которые проходили учебку с ним.
ДОН-16 делится на три полка, первым полком командует Ахундов, вторым Иванов-Затейник и третьим присланный из центра майор Владислав Топорков. Насчет полков, конечно, сильно сказано, по составу это все-таки батальоны, но по плану Центра из окруженцев и красноармейцев, томящихся в лагерях военнопленных, мы должны доукомплектовать личный состав.
Эти люди были подготовлены и обучены на средства рабоче-крестьянского государства, и потому мы не имеем права бросать их в плену. Надо их освободить, и пусть они, насколько смогут, отработают народные деньги, потраченные на них.
Примерно так, кроме того, танки и бронемашины все сведены в особый механизированный полк НКВД «Смерть фашизму», и полком командует новоиспеченный капитан Абдиев. Само собой усиливается связь между этими четырьмя новообразованиями, а всей дивизией теперь командую я, капитан войск НКВД Любимов. Ведь капитан не может командовать дивизией, но так и дивизия не настоящая, да и учли мои заслуги. Общее командование осуществляется Москвой, наркоматом ВД, то есть теперь мы не РККА, а НКВД.
Все изменения вступают в силу послезавтра, когда заберут Старыгина, до того экс-полковник еще покомандует.
После завтрака Старыгин собрал командиров и объявил новый приказ:
Батальон пехоты Ахундова (в него влился взвод Хельмута, обкатанные которые), «косилка» и пять БТ, под командой пока еще комиссара дивизии, должны атаковать немецкий аэродром (бывший наш аэродром). Пока фронт был в зоне досягаемости, там базировались «мессеры», теперь он типа ремонтного, там восстанавливают побитые нашими самолеты, кроме того, там на краю стоят три «Чайки» и два «ишака». Вот они наша цель, нужно их оттуда угнать, а если сможем, то и два-три немецких бомбардировщика, что там на ремонте.
Всего у нас скопилось около десяти летчиков, то есть, кроме Кравцова и Никифорова, еще восемь человек. И все они идут с колонной, то есть безлошадные летчики[305] (ни фига себе выражение, но автор выражения не я) должны обрести лошадей, то есть крылья мечты. Плюс еще шесть человек аэродромной обслуги также были освобождены из плена, пусть поработают по специальности, их тоже Советское государство учило.
Через час колонна выдвинулась с «отправки» в сторону аэродрома, весь транспорт замаскирован под немецкую колонну, даже какие-то загогулины, изображающие тактические знаки, присутствуют. И едем, чопорно изображая немцев, хотя из-за переизбытка чопорности больше на нагличашек смахиваем. Через 70 км нас останавливает патруль жандармерии, усиленный танком Т-II, видимо, жандармы побаиваются без прикрытия колесить по дорогам Белоруссии. Видимо, теперь эта территория зона особого внимания, откуда только нашли этих немцев так быстро?
– Бернхардт, поговорите с гитлерюгами, если не прокатит, то громим их.
