Дети земли и неба

Но она уже поняла. Или поняла достаточно. Она готова была зарыдать, но не хотела рыдать здесь, при свете солнца, среди мужчин. Она сильно прижала тыльную сторону ладони к обоим глазам. Ее рука дрожала. Она была чужой.

— Жадек, прошу тебя!

Но она уже поняла, не могла не понять, как получилось, что она еще жива. Она вспомнила корабль, утро их нападения, когда Леонора шла к своей смерти у поручней, и ее остановили. Остановили. Даница знала, что оттолкнуло ее назад. Она знала от него. От своего деда. «Жадек» звала она его, с самых ранних воспоминаний, задолго до пожаров и их побега.

А если он сделал это для незнакомого человека, для женщины из ненавистной Серессы, которой совсем не знал, разве он не сделал бы того же ради нее, его внучки, которую любил даже после смерти?

Он умер в Сеньяне. И остался в ней, вместе с ней, до этого дня, защищал, наставлял, заботился. Делал так, чтобы она все- таки не оставалась одна на свете.

Теперь она осталась одна. Она больше не звала. Молчание в ней было огромным. Но стрела была остановлена. Чтобы она не погибла. Она снова вытерла глаза. Только художник видел, как она боролась со слезами. Только он ясно видел, как вонзилась в нее стрела, с того места, где стоял.

Ну, нет. Еще один человек видел. Даница осторожно вдохнула воздух.

— Он мертв? — спросила она, глядя на лежащего на земле у деревьев мальчика, которого ударили дубинкой.

Перо Виллани покачал головой. Он казался охваченным ужасом. Да и как могло быть иначе? Правда, как? И пока он не отрывал глаз от Даницы, видя, что она держит стрелу, которая поразила ее в сердце, — парень на земле внизу шевельнулся, посмотрел вверх и увидел там ее.

Этот мальчик на земле — ее брат. Она это знала.

Он был здесь, а ее дед — их дед — умер почти год назад, и только сейчас, только сейчас ушел от нее, и она поняла, что он сделал, и знала, что это уже навсегда.

«Мир — непостижимое место», — подумала Даница. Самонадеянно думать, будто ты можешь понять даже свою собственную жизнь.

— Я убил тебя, — произнес мальчик, с акцентом, но на понятном языке Саврадии.

Она покачала головой. Она понятия не имела, что сказать.

— Ты… ты женщина, — сказал он.

Она все еще не могла заговорить. Слова были где-то далеко. Она слышала, что к ним подходит Марин со старым воином, Скандиром. Она чувствовала, что у нее кружится голова, ей было страшно. Чувствовала сильную, тупую боль за грудиной. Можно сказать — в сердце. Оно тоже находится там.

— Даница, — произнес Марин Дживо. — Ох, Джад. Как ты?..

Его голос звучал так странно. Он тоже выглядел испуганным. Что означало, что и он тоже видел, как вонзилась стрела. Она вспомнила предостерегающий крик: да, он крикнул. Вот почему она обернулась к лучнику. К этому мальчику. Невену.

Она продолжала молчать. Что она скажет?

— Я убил тебя, — снова повторил ее брат. — Я видел, как в тебя попала стрела.

— Молчи, — мрачно произнес Скандир. — Молись своему богу и звездам, — он посмотрел на Даницу, потом на художника.

— Он попал в тебя? Этой стрелой?

Она посмотрел на стрелу у себя в руке. Кивнула головой.

— Ты не носишь доспехи?

Она покачала головой. «Жадек!» — хотелось ей крикнуть. Ей хотелось произнести это вслух.

— Я однажды видел, как человек уцелел, потому что стрела попала в талисман, который он носил.

Она покачала головой.

— В любом случае, расстояние было слишком маленькое. Такое может случиться только на пределе дальности полета стрелы, — голос его звучал спокойно, но и этот человек тоже начинал понимать, что здесь произошло нечто неестественное.

«Ну, так и есть», — подумала Даница.

— С тобой все в порядке? — спросил Марин. Его голос звучал уже почти нормально.

Она взглянула на него. Такой красивый мужчина, и он… она для него что-то значит. Она это знает. Но это плохо, учитывая все обстоятельства.

— Да, — ответила она. — Грудь болит. Кровь. Она… она на стреле, — Даница подняла стрелу, будто это могло что-то для них