— Будет пущен слух, что один человек хочет наградить вас за вашу службу у калифа. Позже появится другая история.
Перо снова подумал, что все это тщательно продумано.
— Значит, ваш брат якобы предложит мне женщину? — его опять охватил гнев. Снова. «Будь осторожен», — сказал он себе. Снова.
— Пока ничего столь определенного. Но вы, конечно, согласитесь, что будет лучше, сумей вы дать правдивый ответ, если мой отец спросит, как вы проводите ночи?
Перо закрыл глаза. Он пытался представить себе этот разговор.
Джемаль продолжал:
— Это будет ваша награда и одновременно правда, которую вы сможете сказать калифу — в таком месте, где никому другому даже не разрешено разговаривать.
— А если он спросит, кто дает мне эту награду?
— Не спросит. Но если это произойдет, конечно, вы скажете правду. Разумеется, скажете. И тогда, синьор Виллани, вам ничего не будет грозить во время долгого пути домой.
«Едва ли», — подумал Перо. Но на его лице ничего не отразилось.
— Итак, сюда придет женщина для меня?
— Сюда? — принц окинул взглядом ярко освещенную, подземную комнату-хранилище. — Нет-нет. Никто сюда не придет, и — вряд ли мне нужно вам говорить — мой брат не предлагал вам ни одной из своих женщин.
— Да, — подтвердил Перо. — Он этого не делал.
— Я это сделал, — улыбнулся Джемаль.
Он повернулся к стражникам:
— Отведите его обратно к туннелю. Проявляйте учтивость. Те, кто ждет на другом конце, отведут его назад. Передайте им, чтобы они были готовы помочь. Вероятно, он будет утомлен, после. Кто из джадитов встречался с женщинами из дворца в Ашариасе?
Стражники рассмеялись с понимающим видом.
Темная комната. Он в ней ослеп. Никаких окон, хотя они уже не под землей. Он опять прошел по туннелю, и снова почувствовал эту странную, острую печаль (он будет ощущать ее каждый раз, проходя по этому месту). Однако не увидел того маленького, движущегося огонька (он будет его видеть иногда, в другие разы).
Один человек прошел по туннелю вместе с ним, как ему было приказано, а остальные ждали его, когда он постучал, как и обещали. Отвели не к нему в комнату. Они повели его по широкой лестнице в тот первый дворец, принадлежащий, как он теперь понял, Джемалю, как тот, где он писал портрет под землей, принадлежал Бейету.
К тому моменту он понял, что людям младшего принца, с этой стороны, не положено знать, что происходит ночью. Или, скорее, только те, кого подкупили, могли знать об этом.
Здесь было темно, но темнота не мешает чувствовать запах — и очень сильный — благовоний, и Перо понял, что в этой комнате его ждет женщина.
И не одна, осознал он.
Желание коснулось его помимо его воли, как прикосновение прохладных пальцев. В комнате стояла кровать, к ней его подвел шепот, которого он не понимал, потому что они говорили на языке османов. Однако когда слышишь определенные звуки в темноте, у самого уха, и к тебе прикасаются пальцы и губы, и те же пальцы начинают снимать с тебя одежду, этот язык понятен всем и каждому, мужчинам и женщинам.
Посреди всего этого он снова ощутил гнев. Даже сейчас. Он ничего не мог с ним поделать. Он приехал из Серсессы, Царицы Моря, знаменитой (печально знаменитой!) своими борделями и своими аристократками, под масками или без них, в элегантных комнатах над каналами. Она прославилась по всему миру искусством женщин (и мужчин), которых можно найти после наступления темноты, и Перо бывал в борделях, пусть и не дорогих. Кроме того, в кварталах художников этой республики обитали женщины, которые проявляли к нему щедрость и спали с ним по любви, ведомые собственным страстным желанием.
Короче говоря, он не был новичком в любовных играх. Он чувствовал себя так, будто над ним насмехаются здесь, в этой слишком тесной, ароматной темноте. С чего это они вообразили, будто этот неискушенный художник-джадит будет беспомощным, потрясенным таинственным мастерством женщин востока, пахнущих экзотическими благовониями, предлагающих ему наслаждения, неведомые на примитивном западе?
