в Тракезии в ту весну. Они напали на еще одну османскую деревню и на казармы к северу от нее на следующую ночь, пока армия калифа находилась на севере.
Эта армия к тому моменту начала возвращаться обратно — фактически, ее погубили дожди, хотя в Тракезии об этом пока не знали.
Во время обоих набегов отряд поджигал жилища и казармы, как и раньше, а лучники под командованием женщины из Сеньяна расстреливали тех, кто пробовал убежать. В казармах они захватили десять лошадей — великолепный результат. Там они убили двенадцать солдат. Трое из них были совсем мальчишками, но они носили мундиры.
Скандир быстро увел свой отряд обратно на запад. Они всегда появлялись быстро, без предупреждения, подобно смерти.
После нападения на казармы они несколько дней отдыхали. Даница Градек совершала долгие прогулки вместе со своим псом. Тико охотился на зайцев, поймал одного и с гордостью принес ей. Одну ночь она провела вне лагеря, вернулась утром. Ее за это отчитали. Она извинилась. Они двинулись дальше. Они всегда двигались.
Обсуждался план возвращения на север, к главным дорогам через Саврадию, но они не знали, где находится армия, и решили, что останутся здесь и будут продолжать набеги.
Поэтому они все еще были на юге, когда до них дошли известия, что весенние дожди остановили наступление османов, и те не дошли до Воберга и других крепостей.
Скандир приказал на следующее утро седлать коней — к тому моменту их было сорок человек, — и они все-таки двинулись обратно на север. На усталую и павшую духом армию можно совершать налеты. Они воевали, сопротивлялись и создавали препятствия врагу, всегда сопротивлялись. Отказываясь, до самой смерти, примириться с переменами, происходящими в мире после падения Сарантия.
Чиновники на таможне никогда не просят подарков, но они их ждут. Существуют точно установленные расценки, сколько давать на разных уровнях. Если ты слишком щедр с тем, кто занимает более низкое положение на лестнице бюрократов, это часто становится известным, и более высокопоставленные чиновники останутся недовольны. Они не только сами буду ждать большего подарка, они обоснованно встревожатся из-за того, что кто-то нарушил нормы и протоколы. Не безрассудным джадитам нарушать упорядоченную систему.
Марин Дживо это понимает, и в прошлом его это забавляло. Этой весной, однако, его ничто не забавляет, и он не может сам себе внятно объяснить, почему он так задерживается в Ашариасе.
Он оплатил на таможне свои товары, продал их покупателям, с которыми они уже вели дела и прежде. Закупил шелк-сырец и драгоценные камни, приобрел партию пряностей из стран, расположенных дальше на востоке (их легко нести), чтобы доставить домой. Он мог бы купить больше, нанять дополнительных людей и мулов, но существует предел, после которого это становится неоправданным, опасным, вынуждает семью Дживо занимать деньги, и он уже достиг этого предела. И все-таки Марин медлит с отъездом.
Он распустил слух, что приобретет умеренное количество исфаганского перца, самого редкого сорта; он довольно дорого стоит здесь, но на западе эта пряность идет просто по баснословной цене. Никто пока не смог найти для него такой перец. Еще рано, год только начался. Он дал себе еще несколько дней, после которых — он клянется — он примкнет к каравану путешественников, или сам его соберет, и двинется домой.
Отчасти это из-за художника. Это он понимает. Перо Виллани является одной из причин того, почему Марину следует уехать — и почему он все еще здесь. Он только не понимает, почему этот серессец имеет для него такое значение.
Они разговаривали второй раз всего несколько дней назад. Виллани прислал записку в резиденцию купцов Дубравы, и они встретились во второй половине дня у палаток с едой возле развалин Ипподрома, где недавно наслаждались жареным ягненком.
Художник выглядел утомленным, бледным, осунувшимся. Он не был похож на человека, занятого работой, которая, возможно, прославит его. Он был погружен в себя. Раньше Марин этого качества в нем не замечал. Возможно, он становится таким, когда работает? Виллани пришел один, без слуги. Он тихо сказал:
— Вероятно, за мной следят. Пойдем со мной на базар, мне действительно нужно кое-что купить.
Марин пошел с ним. Он задал естественный вопрос:
— Возникла проблема? Раньше за вами не следили, насколько мы знаем.
— Теперь я пишу портрет калифа.
