Здесь приказам нужно подчиняться. Перо прочистил горло, он не делал этого почти нигде, кроме этой комнаты.
— Я убедил себя, что это нечто большее, чем попытка узнать своих врагов, мой господин, — ответил он.
Послышался какой-то звук, и Перо понял, что это смех.
Смех умолк. Слышно пение птиц в саду. Немой у двери, кажется, насторожился, будто почувствовал настроение калифа. «Наверняка уже почувствовал», — подумал Перо. Затем услышал:
— В таком случае, могу ли я удовлетворить свое любопытство еще в одном вопросе? Насчет того, чем ты занимался по ночам?
Словно разверзлась пропасть с ядовитыми змеями и скорпионами, на тот случай, если ты не сломаешь шею при падении с ужасающей высоты — такое чувство охватило Перо.
«Это когда-то должно было закончиться», — подумал он. Этот заказ, тайная работа по ночам, обманы, свидания в темноте. Прикосновения рук. Его жизнь. Жизнь каждого человека заканчивается, подумал он.
Он на шаг отступил от мольберта, положил кисть. Немой напрягся.
Перо сделал движение, собираясь опуститься на колени.
— Нет! — резко бросил калиф. — Оставайся стоять и смотри на меня, джадит. Я хочу видеть твои глаза.
И теперь этот голос, по-прежнему тихий, жалил, как оса. Он мог бы распороть кожу человека, почувствовал Перо. Он мог остановить биение сердца. У художника дрожали руки. Он стиснул ладони.
Мужество принимает разные формы. Одна из истин, которую не всегда понимают. Иногда оно принимает облик человека, сумевшего высоко держать голову, заставить не дрожать руки, остаться стоять, хотя ему так сильно хотелось упасть на колени и прижаться лбом к плиткам пола. Но художник Перо Виллани, на краю пропасти, которая могла бы обернуться его гибелью, изменил мир своего времени (и еще на долгое время после), сказав правду в то солнечное, с редкими облаками, утро в Ашариасе.
Теперь калиф уже не сидел в позе для портрета. Он поднялся с кресла и смотрел на Перо с высоты своего высокого роста. Он сказал:
— Бейет безрассуден и опасен, и он тебе угрожал. Я это знаю. Но даже в этом случае…
Перо перебил калифа народа османов. Он это сделал.
Он сказал:
— Это был не принц Бейет.
И в тот момент, после этих слов, ход больших событий начал меняться, и они стали развиваться не в том направлении, в каком бы развивались без них. Все может быть так просто (и так сложно).
Он держал голову высоко поднятой. Калиф только что сказал: «Я хочу видеть твои глаза». Немой держал руку на своем мече, как видел Перо. Разумеется.
— Нет, — возразил Гурчу. — Мне показали портрет сегодня утром, неверный. Я видел лицо Бейета. Визирь хотел, чтобы тебя убили сразу. Я позволил тебе прийти сюда и закончить работу. Зачем ты пытаешься солгать?
— Я не лгу светлейшему калифу. Никогда не лгал. Это был не Бейет.
Ярость, едва сдерживаемая. Говорили, что этот человек собственной рукой обезглавил в ярости своих главнокомандующих, когда ему показалось, что осада Сарантия провалилась. Гурчу произнес, еще мягче, чем раньше:
— Скажи то, что хочешь сейчас сказать, неверный.
И Перо Виллани это сделал.
— Я писал принца Джемаля. В этом платье. В подземелье дворца Бейета по ночам, чтобы меня не увидели. Чтобы этот портрет там обнаружили. Меня представили принцу Бейету на соревновании лучников и велели изобразить его лицо на портрете, иначе я погибну по пути домой. После меня отводили во дворец Джемаля, каждую ночь, и я спал в темноте с его женщинами, чтобы можно было объяснить мое появление ночью во дворе до того, как портрет будет закончен. Ночью меня сопровождали люди из стражи Бейета. Их подкупил принц Джемаль. Вы можете приказать убить меня, мой господин, но я не стану лгать, готовясь к встрече с моим богом.
И выпустив эти слова в реальность, в мир, Перо все-таки опустился на колени. Не пал ниц, но встал на колени. Он держал голову высоко, потому что калиф хотел видеть его глаза.
И поэтому он тоже видел глаза этого человека, повелителя османов, и он уловил то мгновение, когда Гурчу решил, что услышанное им — правда. Когда изменилось его понимание, его воля и желание сделать то, что следовало сделать.
Портрет в ночи. Мужчина, одетый в порфир. Другой мужчина, говорящий правду. В нас есть мужество. И иногда оно удостаивается награды, а иногда — нет.
