пользовалась духами (у нее только что умер муж!), но Перо до боли ясно ощущал аромат ее волос и живо чувствовал ее присутствие рядом. У него кружилась голова, и он был счастлив.
Она закончила молиться, открыла глаза, но все еще стояла на коленях возле него.
— Вы слышали, что произошло сегодня утром?
— Кое-что слышал, — ответил он.
Она рассказала ему. Только люди не должны знать, предупредила она, что дочь семьи Орсат послужила причиной того, что ее брат напал на Марина Дживо.
— Я вам доверяю, — сказала она. — И, возможно, вы сумеете мне помочь. Я бы хотела нанести визит этой девушке.
— Зачем? — удивленно спросил Перо.
Она бросила на него взгляд, на этот раз без улыбки.
— Потому что я сомневаюсь, что к ней допускают посетителей. Она сейчас одна. Но ее семье, возможно, будет трудно отказать мне.
Перо подумал над этим. Покачал головой.
— Если она ждет ребенка, и ее отослали прочь, чтобы это скрыть, семье будет не трудно отказать посетителям, синьора. Особенно иностранцам из Серессы.
Она вздохнула:
— Я боялась, что вы это скажете.
— Мне очень жаль.
Она покачала головой.
— Нет. Мне нужно, чтобы мне говорили правду.
— Я буду говорить правду, — заверил Перо. Он сдержался и не прибавил «всегда». Но потом, через несколько мгновений, прибавил: — Я вам солгал раньше, синьора. Я был здесь сегодня. Но так как вы хотели увидеть святилище, я…
Она тихо рассмеялась. Кто-то оглянулся на них. Она прикусила губу, опустила голову, как требуют приличия. И прошептала:
— Значит, это была добрая ложь, синьор Виллани.
— Вы мне ее разрешаете?
Она не ответила.
Они поднялись и вышли на улицу. Молча повернули в сторону гавани. Ему ужасно хотелось, чтобы она взяла его под руку, но она этого не сделала. Толпа осталась позади, люди шли в противоположную сторону от площади Правителя, по шумной Страден, солнце садилось. Людей посмотреть и себя показать — таков был вечерний променад в тот день, когда появилось так много тем для разговоров.
Они вдвоем спустились к каменному причалу и пошли вдоль него к «Благословенной Игнации», покачивающейся у пирса, безлюдной, со спущенными парусами, удерживаемой толстыми канатами.
Они постояли молча. Вокруг никого не было.
Перо снова прочистил горло и сказал:
— Посмотрите, как освещают закат вон те облака. Они находятся именно там, где необходимо, чтобы создать этот эффект.
Она долго смотрела туда, потом спросила:
— Вам когда-нибудь приходило в голову, что «закат» — неподходящее слово для той красоты, которая таится в нем?
И из-за этих ее слов, из-за всего этого — ее присутствия, нежного вечернего света, соленого бриза, моря, кораблей и чаек, и подаренного им мира — он больше не мог сдерживаться и молчать.
— Я люблю вас, — произнес Перо Виллани. — Простите меня. Я никогда не поставлю вас в неловкое положение и не стану вам досаждать. Клянусь вам могилами моих родителей.
Он увидел, как она мгновенно покраснела. Взглянула на него, потом быстро отвела взгляд на покрасневшие облака на западе и красиво темнеющее небо.
Сердце его сильно билось, во рту пересохло.
— Вы не можете меня любить, — сказала она.
— Я понимаю! — воскликнул Перо странным, скрипучим голосом. — Я только хотел вам об этом сказать, чтобы вы знали. Не надеясь…
