Можно же вернуться в Тидусс. Купить там дом на берегу теплого моря. Жена, опять-таки, будет счастлива. И матушка давно уже просится к теплу. Можно сажать баклажаны, рыбу удить…
Вообще-то стандартное заявление об увольнении имело несколько более официальную форму, но Тандаджи в душе? всегда был немного поэтом. А еще он испытывал чувство вины перед прекрасной королевой и сожаление из-за наверняка утраченного доверия Байдека, которое в перспективе могло перерасти в хорошую мужскую дружбу.
И вдобавок Майло очень не хотел идти домой, потому что оставшегося душевного равновесия могло и не хватить на супругу.
Начальник разведуправления поглядел на ночь за окнами кабинета, решился, достал скрученную папироску, раскурил, откинувшись на кресле. Перед глазами проплывали события сегодняшнего дня, но его потихоньку отпускало, тело расслаблялось, и все начинало казаться не таким ужасным.
Хотя это, конечно, самообман, и завтра лучше не станет. Майло редко использовал запасы своей дурман-травы. Только тогда, когда стандартные техники и медитация уже не помогали.
Тандаджи, когда Люк начал финальную часть представления, незаметно выскользнул в коридор, буквально на пять минут. А когда вернулся – Кембритча уже поднимали с пола, и тот бурчал: «Сам пойду, р-руки уберите!» И пошел ведь, позер, почти не шатаясь, а за ним красными блестящими каплями бежала кровавая дорожка.
Сотрясение мозга, перелом носа, множественные гематомы, рваные раны на голове. Врач королевского лазарета шил отчаянного виконта с непередаваемым выражением на лице. Еще бы, такая живая палитра. Вот тебе и консорт… Еще немного – и убил бы лучшего агента. Вот тогда можно было бы не писать заявление, а сразу принимать яд.
Люка отправили домой под конвоем – ожидать решения королевы и лечиться, а Тандаджи, убедившись, что подчиненный жив и виталисты уже выехали, пошел пытаться снова добиться аудиенции у ее величества. Он уже подходил к ней сразу после драки, но поговорить не удалось, как и с Байдеком. Королева словно защищала мужа ото всех и на Тандаджи глянула так, что мрачный взгляд самого барона, обещающего долгий и неприятный разговор, как-то потерялся и стал совсем не страшен. Затем Майло пошел выяснять, что же с Люком. А после королевская чета быстро собралась и уехала.
Дурман начинал действовать, и тидусс, приняв решение, вызвал машину и все-таки поехал домой, к жене. Ее ворчание по крайней мере было привычным и нестрашным. А что делать дальше – он решит во вторник, когда ее величество с мужем вернутся из поместья.
Василина в поместье Байдек тоже не спала. Она стояла у окна спальни и наблюдала, как бродит туда-сюда по оголенному осенью саду ее расстроенный медведь. Светила полная голубоватая луна, и на земле сверкал первый ледок – заморозки на Севере всегда начинались рано. Иголочками инея поблескивали ветви деревьев, и ледяные кристаллики легко осыпались искрящимся пологом на мечущегося оборотня, когда тот задевал нижние ветки своей мохнатой спиной. Мариан очень переживал свой срыв, замкнулся, ему было стыдно, и никак не удалось успокоить его до вечера. Он помог уложить детей спать, а затем ушел, оставив ее одну. И она сердилась, потому что в большой постели без мужа было холодно и непривычно и потому что он никак не мог простить себя. А еще болел живот – Мариан обычно грел его своей ладонью и разминал спину, и отсутствие этих ласк и тепла расстроило Василину больше, чем утренняя выходка Кембритча.
Королева накинула теплый халат, натянула высокие шерстяные полосатые носки, еле втиснулась в тапочки и пошла за мужем.
Медведь угрюмо сидел под деревом и точил когти о ствол. Посмотрел на нее исподлобья, заворчал. Не выдержал, подошел, ткнулся носом в живот, задышал шумно.
– Я без тебя заснуть не могу, – сообщила она укоризненно. – Хватит, Мариан, что случилось, то случилось. Больше бояться будут.
Василина опустилась перед ним на колени, заглянула в темные глаза. Медведь виновато лизнул ее в нос, положил тяжеленную голову на плечо. Она обхватила его за огромную шею, обняла, прижалась. На улице было холодно, и она уже начала подмерзать.
– Плевать, Мариан, плевать на все. Поговорят и успокоятся. Пойдем спать, муж мой. Мне без тебя очень плохо.
Встала и двинулась к дому, и он зашагал следом. Перекинулся у входа в дом, взял ее на руки, поцеловал.
– Вот такой у тебя муж, – пробормотал глухо ей в шею, – несдержанный и безродный. Ты не жалеешь теперь, что вышла за меня, василек?
