Монастырь был огромным, и места в нем хватало на всех. В дальней половине был расположен большой госпиталь с санаторием – многие приезжали отдохнуть, полечиться на водах и горячих источниках, ну и заодно хоть краешком коснуться чудес этого места. В санатории работали обыкновенные врачи и прочий светский персонал, но ходу им внутрь Обители не было, как и пациентам. Другая половина Обители, огороженная высокой стеной и воротами, была закрыта. Здесь жили сестры. Здесь стояла статуя Синей Богини, словно выходившей из дымящегося парком небольшого озерца, которое питалось от лениво пульсирующего бурунами источника. Обнаженная Мать-Вода одной рукой отжимала волосы, наклонив голову к плечу, а второй бережно поддерживала огромный живот, на котором отчетливо проступали очертания пинающейся изнутри детской ножки.
Маленькая покровительница женщин улыбалась и смотрела словно бы внутрь себя, а водяной пар стелился вокруг и делал ее фигуру живой и подвижной.
Сюда, в небольшой внутренний лазарет, находившийся прямо перед озерцом, приносили самых тяжелых пациентов, которым очень нужно было выжить. Современное медицинское оборудование и квалифицированные врачи – это прекрасно, но иногда к ним нужно добавить и каплю божественной благодати. Сюда принесли и Полину Рудлог – с воспалением легких, красными и гноящимися порезами на руке и боку, лихорадкой и истощением. И только через три дня слабенькая и тихая Поля пришла в сознание. И на удивление быстро пошла на поправку. Так, что сестры только диву давались.
Сейчас она сидела на низенькой скамеечке у источника и грела ноги в целебной воде. Было утро, и Полина улыбалась, подставляя лицо солнышку и слушая веселые разговоры подметающих двор послушниц и сестер. И думала. О том, что нужно дать знать о себе сестрам, потому что они наверняка с ума сходят, и закончить дела с конторой Учителя, и продолжить учиться, если получится выбраться из Обители.
О своей встрече с Демьяном Бермонтом Полли тоже думала. И ей было очень стыдно.
Тело все еще ломало, крутило суставы, но кашлять она перестала, раны начали затягиваться. Вокруг был такой покой, что казалось, будто мира за пределами Обители просто не существует. Горы сверкали заснеженными пиками, ели и сосны, темно- зеленые, высокие, разогрелись на солнце, и в воздухе витал приятный запах смолы и хвои. К Полине на скамейку тяжело прыгнула пузатая кошка – для окрестных котов, по всей видимости, ворота преградой не являлись, – замурчала, прижалась теплым боком, и девушка начала ее наглаживать, постепенно входя в состояние абсолютной гармонии с окружающим миром. Для нее, привыкшей жить двойной жизнью, это было непривычно и пугающе. Но и приятно тоже.
Тем необычнее было услышать громкий стук в ворота – кто-то колотил специально подвешенным молоточком по мятым дверцам снаружи, и гулкий, будто колокольный звук нарушил покой благословенного места, сорвал мирно прохаживающихся по двору воробьев и синиц в воздух, заставил Полю встрепенуться и насторожиться. К воротам прошла настоятельница, о чем-то тихо заговорила с пришедшим. Раз или два она оглядывалась на Полли, и та поняла, что пришли за ней. Видимо, камеры в бермонтской тюрьме все же не избежать.
Настоятельница договорила, отошла от ворот. Подошла к Полине, села рядом, задумчиво погладила кошку.
– Это военная полиция, – сказала она, – говорят, ищут преступницу. Называют твое имя, описывают девушку, похожую на тебя. Разве это возможно, девочка моя?
Полина тяжело вздохнула, улыбнулась как можно бодрее.
– Возможно, матушка. Наверное, надо идти; не хочу, чтобы у вас неприятности были из-за меня.
– Куда это ты собралась? – спросила настоятельница строго. Она была красива, хоть ей и было сильно за пятьдесят, и в лице ее виднелось что-то светлое, как у строгой, но любимой всеми детьми учительницы. – Мы тебя не долечили, а в тюрьме какая медицина? Тем более что правил никто не отменял. Вот откроются перед ними ворота – пустим, а пока пусть стоят.
– А если штурмовать начнут? – осторожно поинтересовалась Полли.
– Что штурмовать? Обитель? – настоятельница так искренне удивилась, что даже всплеснула руками. – Да ты что, там же самоубийц нет. К тому же… неужто ты натворила такое, из-за чего могут начать штурм?
– Могут, – уныло кивнула Полина. – Натворила.
Матушка внимательно посмотрела на нее.
– Рассказать не хочешь?
Поля повертела головой, сжала руки на коленях.
– Неа… Теперь выдадите, да?
– Глупая девочка, – улыбнулась настоятельница. – Отсюда мы «выдать» никого не можем. Ворота либо открываются, либо нет. Если очень захочешь – попробуешь. Но пока – лечись, а то там их целая толпа расположилась, злые все, нервные какие-то. Мужчины, одним словом. Ты подожди, сейчас они еще лагерь разобьют, отдохнут, выспятся. И начнут себя у ворот пробовать. Вот
