лет тринадцати-четырнадцати, длинная челка иссиня-черных волос, чепчик, еще не вышедший из моды в Винтеррейке, неброское дорожное платье. Кукла осталась в залитой кровью карете.
– Вижу, вы оправились, юная зеньорита. Очень рад. Выпьете с нами чаю? Сладости домашние, таких вы еще никогда не пробовали, даю слово.
– Наверное, сначала следует кое-что разъяснить, дабы впредь избежать большей неловкости, – сказала она, распуская завязки под подбородком и снимая чепчик, а потом освобождая и волну длинных волос. – Видите ли, я не девочка, я мальчик, и как сообщила мне матушка, тан, я – ваш сын.
Челка перестала скрывать лицо, и на нас с Бельмере взглянула пара рубиновых глаз.
– Силана всевеликая, – прошептала жена и бессильно обмякла на стуле.
– Себастина, приведи ее в чувство, пожалуйста. – Я неспешно подошел к мальчику и внимательно посмотрел в его удивительно красивое лицо с тонкими чертами. – Как ваше имя, юный тан?
– Эзмерок. Матушка зовет меня Эзме.
– Очень приятно, Эзмерок. Вы знаете, как меня зовут?
– Нет, увы.
– Как так?
– Матушка сообщила, что по прибытии в Арадон я буду спасен из лап врагов моим отцом. Но она никогда не говорила мне, кто мой отец, так что, возможно, мое предыдущее заявление было поспешным.
– Кхм, что ж. Мое имя Бриан, и, думаю, ваша матушка имела в виду именно меня. К сожалению, в этом доме нет мужской одежды вашего размера, а портного пока что никак невозможно пригласить. Вы не будете против, если моя служанка снимет ваши мерки и отправится в лавку готового платья? Это, конечно, вульгарно, но большего предложить пока не могу.
– Предложение более чем щедрое, мой тан, я очень вам благодарен.
Мальчик отправился с Мелиндой, а я вернулся к жене, которая только-только пришла в себя. Она немедленно захотела вновь увидеть нашего гостя, и волнение столь сильно овладело ею, что чуть не пришлось применить Голос для успокоения.
Уже вечером, после ужина, мы втроем пили чай в библиотеке, и Бельмере не сводила с Эзмерока глаз. Мальчик отвечал на вопросы.
Он родился в первый год нового тысячелетия далеко на юге Мескийской империи, и с тех времен вся жизнь его была одним сплошным путешествием, если не сказать – бегством. Эзмерок, сколько помнил себя, постоянно переезжал, запоминал новые имена и новые биографии. Порой он был мальчиком, как полагалось, а порой притворялся девочкой, что получалось у него блестяще благодаря удивительной даже для тэнкриса красоте и актерскому таланту.
– Мы всегда от кого-то прятались, – говорил Эзмерок, откусывая скромные кусочки от рахат-лукума. – Матушка говорила, что некто злой постоянно ищет ее, и если найдет, я стану круглым сиротой. В те времена она не рассказывала о вас, тан эл’Мориа, я лишь однажды спросил, кто мой отец, но матушка сказала, что это был очень хороший и добрый тэнкрис, которого больше нет. Она попросила впредь не спрашивать об этом, и я послушался…
Бельмере едва слышно всхлипнула.
Примерно полгода назад их настигли люди тарцарской разведки. Эзмерок и его мать как раз переехали на остров Йали, крохотный осколок суши близ тарцарского побережья. Они едва успели обустроиться, как были схвачены. Через некоторое время мать покинула сына, и впредь он общался с ней исключительно посредством переписки, которую, несомненно, читали надсмотрщики.
– Вы были в тюрьме? – ужаснулась Бель.
– Можно и так сказать, – ответил мальчик, – я находился под домашним арестом в обычном доме. Со мной хорошо обращались, но выпускали только в маленький сад.
Через два месяца Эзмерока вывезли из Тарцара и на дирижабле переправили в столицу Винтеррейка Кэйзарборг, где он и жил до недавнего времени.
– Матушка регулярно писала мне, а я писал ей. В своих письмах мы сообщали друг другу, что живы. Она предостерегала меня от глупостей и говорила, что пока наши похитители нуждаются в ней, меня не тронут.
– Она стала работать на винтеррейкскую разведку.
– Совершенно верно, мой тан. В последних письмах она сообщила, что скоро меня повезут на юг, в Арадон, и что здесь меня спасут. Тэнкрис, который сделает это, окажется моим отцом. Полагаю, это вы.
– Возможно, возможно. – Я поднес руку к лицу и аккуратно изъял из правого глаза серебристую линзу. – Остальное тоже
