– Что ж, хорошая работа, монзеньор, вы, как это называется, перешли через пропасть по паутинке[43]. Каковы ваши дальнейшие планы?
– Послушать вас, тан эл’Мориа… Все-таки любопытно встретить коллегу, тем более такого, которого никак не ждал в гости. Расскажите старику, что вас заинтересовало, в какую сторону вы решили двигаться, в чем заключается ваша цель?
– Рассказав вам все, я дискредитирую себя как агента.
Он тихо рассмеялся.
– И все же какова ваша главная цель?
Я пожал плечами:
– Наведение порядка. Мне нужны технократы, в особенности их лидер. Я хочу обеспечить максимальную безопасность выставке, а также проследить за благоприятным прохождением арбализейско-винтеррейкских переговоров.
– Благоприятным для кого?
– Для нас всех, разумеется.
– М-да, да. Двух собак одним куском мяса не накормить, трех – тем более, но никто не запрещает пытаться, верно?
– Всегда стремись к абсолюту, иные цели недостойны внимания тэнкриса.
– Еще одно изречение Таленора, – узнал эл’Рай, – очень напыщенное и высокомерное, но оттого не менее правильное. А как с этими благими намерениями соотносится визит в морг? Да и в доме скорби какие могут прятаться тайные заговоры?
– Эти мои поездки связаны с одной особой…
– Я так и подумал.
– Да. Ее присутствие подле короля несколько напрягает представителей мировой политики и многие благородные семейства. Решил начать с покойников.
– Хорошее решение. Обычно труп обозначает конец какого-то пути. Если видишь труп, то можно не сомневаться, что есть цепочка следов, которые ведут к нему, а следовательно – и от него. Впрочем, кому я это рассказываю, вы ведь гениальный сыщик, не так ли?
– Лучший из известных мне, – ответил я, прекрасно видя его издевку.
– Да, да. Не собираетесь ли сходить в цирк? Судя по отзывам, представления там дают воистину великолепные.
Он знал о происшествии с разбуженными мертвецами, несомненно. Но что значили его слова? Предупреждение или совет?
– Собирался сходить, но отвлекся на дела ларийской диаспоры.
Судя по эмоциям старика, это был хороший ментальный удар.
– Мне известно об их беде. И не только об их.
– Что-то удалось узнать?
Морщины на его лице проявились глубже.
– Дети исчезают, и все. Я направлял на расследование своих лучших нюхачей, магов, следователей, но ничего не добился. Нельзя достичь успеха, если следа просто нет.
– Только бирюзовая вспышка – и все, верно?
Он не ответил, но кустистые брови сползлись к переносице, а глаза закрылись. Я не мешал, прекрасно понимая, как необходима для личности мыслительного труда возможность сосредоточиться и подумать. К тому же ему было не все равно, эл’Рай испытывал искренние… страдания, что ли? Такое среди моего народа было редкостью, если беда не касалась семьи или тебя самого.
А еще в нем бушевали сомнения уровня накала великих философских дилемм. На моих глазах Хайрам эл’Рай принимал тяжелейшее решение, отчего эмоции его сменяли одна другую, словно сражающиеся насмерть воины. Страх, гнев, отчаяние, стыд, вновь страх и гнев, а потом вдруг, будто все солдаты полегли на бранном поле, остался лишь тяжелый и скорбный дух решимости.
Оранжевые глаза открылись и взглянули на меня. Старик прикоснулся к губам и слегка задержал руку возле рта – я понял по этому жесту, что он сомневается, будто хочет что-то мне сказать, но не может решиться. У себя в голове эл’Рай уже принял какое-то очень важное, внезапно монументальное решение, а теперь он наверняка соображал, стоит ли доверять мне свои умозаключения.
– Каково это, – прошептал старец, – быть чудовищем?
– Простите?
– Я… не стремлюсь оскорбить вас, тан эл’Мориа. Просто… издали следя за вашей карьерой, я вижу, сколь великий труд вы проделали. Права национальных и видовых меньшинств на выбор профессий, отмена черт оседлости, беспрецедентное приближение
