Лес погиб почти полностью, все, что находилось близко к эпицентру… событий, обратилось золой и пеплом, все, что находилось на пути события, – тоже. Ближе ко входу да в отдалении от эпицентра флора частично сохранилась. То, что не сгорело сразу, иссохло от ужасного жара, лишь немногие поистине большие деревья еще стояли. Те части их, что обращались в сторону события, обуглились и все еще исходили дымком.
На этом угнетающем полотне смерти сомнамбулическими кляксами смотрелись сыщики тайной службы: люди, авиаки, другие разумные. Они не исследовали место происшествия, а вяло шатались туда-сюда с пустыми глазами, их эмоции свидетельствовали о сильнейшей деморализации, черно-сиреневые и темно-синие, как набухающие синяки, разводы отчаяния и апатии заполняли мой обзор. Лишь немногие действительно взяли себя в руки и пытались принести пользу.
Самое же откровенное безобразие творилось в центре, там, где в кругу почерневшего, местами прекратившего существовать мрамора собрались почти два десятка викарнов. Они обступили каменное пятно и стояли, опустив мохнатые головы. Столб скорби над ними казался почти осязаемым.
– Видишь это, Себастина?
– Да, хозяин. Они зря тратят время, топчась на весьма вероятном месте преступления.
– И это тоже, но прежде всего они скорбят, провожают не смертное существо, даже не великого тэнкриса, они прощаются со своим богом. Не кем иным, как богом, он был для них. А теперь нам придется им помешать.
И я пошел вперед, потому что передо мной уже обозначилась новая цель.
– Прекратите это, – ровным голосом потребовал я. – Все, кто не задействован в расследовании, должны немедленно покинуть это место.
Они поворачивались на чужой голос, и в потоках горькой скорби вспыхивали нотки гнева, подогретого непониманием, возмущением.
– Место для скорби – кладбище, все иное неуместно. Отныне вы должны положить все силы на то, чтобы свершить возмездие, а дотоле не мешайте приближать его.
Они начали уходить. Один за другим викарны брели прочь, будто не горело в них совсем недавно желание наброситься и растерзать кощунника. Лишь двое остались.
– Форхаф и Сарави, если не ошибаюсь?
Тигрица подалась вперед, щеря пасть, но тигр тихо рыкнул, чего хватило, чтобы сдержать ее порыв. Мне пришлось сделать нечто подобное с Себастиной, только невербально.
– Тан эл’Харэн, – слегка наклонил он лобастую голову. – Зачем вы здесь?
– Прилетел на свет, как мотылек в ночи. Вы уже знаете, что произошло?
– Нет.
– А даже если бы и знали, то с какой стати… – подала голос тигрица.
Во второй раз тигр зарычал громче, отчего она втянула голову в плечи и прижала уши к черепу. Гнев бурлил в ней как вода в паровом котле, но авторитет сородича неизменно оказывал большее давление.
– Простите мою младшую сестру за несдержанность, она еще слишком молода и неопытна.
– А потеря великого лидера нанесла по ней сильнейший удар. Великая утрата.
– Невосполнимая, – согласился он смиренно.
– Я найду и покараю виновного.
– Мы бы предпочли сделать это самостоятельно.
– Не сомневаюсь, но расследования – это моя стезя.
– Мой господин совершенно четко давал понять в своих размышлениях, что не одобряет присутствия мескийских резидентов в стране.
– Однако вчера он принял меня как гостя и даже не посоветовал убраться подальше.
– Что не делает вас очень уж желанным гостем, митан, простите мне эту дерзость. Если на то пошло, я осмелюсь выразить еще одно мнение, одну мысль: последним гостем моего хозяина перед смертью были вы.
– Именно! – взревела тигрица, бешено сверкая глазами.
– Сестра, поди прочь.
Он произнес это очень тихо, но она переступила через бурю эмоций и не смогла ослушаться.
– Зеньор Форхаф…
– Я не зеньор и никогда им не был. Я – Форхаф.
