– Будет исполнено, хозяин.
За несколько последовавших часов ташшары нашли еще три места, оказавшихся закрытыми для них: покои леди Адалинды, кабинет и покои короля.
– Какие интересные дела творятся, черт подери.
Остаток дня демоны только и делали, что выслеживали ведьму из теней да докладывали мне о ее передвижениях. Ночь же я провел у распахнутого окна. В него задувал соленый морской ветер, и постепенно все мысли о работе, о технократах, пропадающих детях, восстающих мертвецах, пайшоанском следе, выставке и винтеррейкцах исчезли, уступив место Бельмере.
Отринутая до времени тоска по любимой жене вернулась и ударила с новой силой. Заключив брак в начале этого тысячелетия, мы оба понимали, что обычная супружеская жизнь нам будет недоступна. Я в одночасье стал главой только что основанной Имперры, а она происходила из старинного рода кель-талешских флотоводцев. Ее жизнью было море, а моей – служение Мескии. Я не мог отринуть своего долга, просить же Бель покинуть флот и идти по жизни рядом со мной не было смысла – зачем отнимать у любимого его душу? Зачем приближать к себе самое драгоценное, если эта близость грозит смертью? Нет, моей жене было безопаснее там, в бесконечной морской охоте на пиратов под ударами шквального ветра в сезон бурь.
До безумия захотелось прикоснуться к ней, увидеть ее улыбку, услышать смех, поцеловать… но нет. Вместо мягких губ жены мое лицо покрывал поцелуями теплый морской ветер, а ночь тем временем разверзалась далеким, но громким ревом тысяч тигриных глоток.
Тэнкрисы не питали сакрального почтения к мертвым телам своих сородичей. Мой народ понимал, что плоть – это лишь временная оболочка, кусок мяса, который не более чем инструмент для достижения целей, поставленных духом и разумом. Когда дух отходит в Шелан и тэнкрис возвращается туда, где ему до?лжно находиться, его временное пристанище теряет смысл, и с ним нужно что-то делать.
Бросать тела мертвецов как мусор тут и там было изначально не принято, все же стоило проявлять аккуратность в память о содеянном с помощью их. Поэтому предки придумали зарывать трупы в землю и устанавливать над ними мнемоны – надгробия, иначе говоря. По сложившейся тэнкрисской традиции мертвых укутывали в белое полотно, клали на каменный диск и погружали в круглую же могилу. Диск символизировал око Силаны, нашей матери, и похороны происходили, как правило, через ночь после смерти. Считалось, что за ночь все скорбящие должны были успеть попрощаться и отпустить дух почившего [45]. Вот и все.
Разумеется, Императоры были исключением, их плоть, как и их имена, считалась священной и подлежала особому обхождению.
Люди тоже обычно закапывали своих мертвецов, да и прочие недалеко от них ушли: люпсы их поедали; авиаки почти всегда жгли; ухтоны делали из них мумии и оставляли в своих жилищах; аликайцы – разбирали на амулеты и ингредиенты для зелий; дахорачи выбрасывали в море; фиш-хе в былые времена собирали из трупов целые памятники архитектуры, особенно после кровавых битв. И так далее, далее, далее.
Строго говоря, хоронить было нечего, не осталось даже пепла. В подобных обстоятельствах устраивались символические похороны, на диск клалась фигура белого воска, в которую, прежде чем укутать ее, вставлялись жемчужины на место зрачков.
Похороны проходили за городом, в фамильном имении рода эл’Раев, на фамильном кладбище, куда съехалось великое множество тех, кто желал выразить почтение памяти умершего. Хайрам эл’Рай прожил не только чрезвычайно длинную, но и крайне насыщенную жизнь, и, несмотря на минувшие века, многие еще помнили, за что его стали считать великим при жизни.
Церемонию оплатил король Арбализеи, служить на погребальном ритуале прибыл сам великий теогонист Зирамил эл’Хориго – еще один древний старец, который ухитрился дожить до слепоты. Вместе с ним явились пятеро санктуриархов, среди коих был и Томаз эл’Мор. Министры, генералы, адмиралы, финансисты, мастера изящных искусств, знатоки наук, все, кто хоть чего-то добился в этой стране, пришли на прощание. Но лишь немногие искренне скорбели, как король и его сестра.
– От него действительно ничего не осталось? – раздался голос рядом со мной.
– Ничего.
– Странно. Хайрам был не таким тэнкрисом. Он всегда оставлял за собой глубокий след. Так и говорил – я-де оставлю в истории след! А я ему и отвечал – мол, наследить – дело нетрудное.
Удосужившись наконец повернуть голову, я увидел ухмылявшегося великого теогониста. Будучи погруженным в свои мысли, я потерял внимательность к окружавшему до такой степени, что ко мне незаметно подкрался древний старец, чьи суставы громко скрипели от песка. Что ж, очередное дно пробито.
