траву под ногами. Каждое бревнышко по отдельности. И, не сходя с берега, мог указать места, где придется настил усилить или попробовать обойти… Так что тоже снял сапоги, разделся до пояса, правда, совершенно машинально, – сорочка из-за тумана и так была хоть заново отжимай… И совсем уже было собрался залезть в воду, когда подумал, что предпринять некоторую предосторожность не помешает. Если люди искренне верят в Бога, то и к наличию в мире нежити-нечисти тоже должны относиться с большим доверием и пониманием, чем к особым умениям «попаданцев».
– Василий, а ты не знаешь, каким подношением можно водяного задобрить?
– Чего? – переспросил тот и то ли похвалил, то ли обругал: – Вот шельма… А я и не сообразил.
Кажется, все-таки хвалит.
– Не, Петро, ты точно не иначе как в семинарии учился, и если не до кошевого, то до генерального писаря точно дослужишься. Умен и соображение имеешь… Хоть до Спаса и больше месяца еще, но перед таким важным делом хозяина здешних вод непременно надо уважить. Хорошо, что мы не весь табак выкурили…
– Табак?
– Не знал?.. А, не важно… – тут же поправился запорожец, вспомнив о моих проблемах с памятью. – Запоминай заново. Никто не знает почему, но доподлинно известно, что водяной обожает хороший табак. И нет лучшего способа задобрить его, чем бросить понюшку в воду. А когда рассердить захочешь – наоборот, выколоти выкуренную трубку в воду. Так осерчает, что байдак перевернуть может.
Рассказывая все это, запорожец достал из кисета щепотку курительной смеси, протянул руку вперед и старательно растер табак над водою, приговаривая при этом:
– Нижайший тебе поклон, дух водяной. Прими в знак нашего уважения скромное подношение. И если ласка твоя, не шали нынче, позволь обездоленным буцям[29] на ту сторону перебраться. А еще, коли ласка твоя… следом за нами ордынцы идут. И ежели над басурманами захочешь покуражиться, от меня отдельная благодарность будет. Как только осядем на новом месте. Слово даю.
Несколько секунд стояла тишина, а после, поодаль в камышах, будто большущая рыбина плеснулась.
– Кажется, договорились… – довольно пригладил усы запорожец. – Слышал? Это водяной знак подал. Был бы не согласен, вода заурчала бы или пузырями пошла.
– Василий, а можно еще спросить?
– Можно… – Полупуд пожал плечами, видимо, делая для меня исключение из казацкого правила: «молчи, слушай да на ус мотай». – Как-то так выходит, что от твоих вопросов толку больше, чем от иных советов. Но и о деле не забывай. Время не ждет… Полезай в воду… Чего как цапля на берегу замер?
Тоже верно. Я с некоторой опаской – не вызывала у меня доверия древесина, пролежавшая десятилетие в болоте – шагнул на край настила и с удивлением почувствовал под ногами весьма прочную опору. Осклизлую на ощупь, от нанесенного ила, но не более. Проверяя надежность, я даже несколько раз подпрыгнул. Гать выдержала…
– Нашел. Держит!
– Не балуй, – одернул меня казак. – И не торопись. Гать хитро положена. Чтоб, даже найдя ее, враг не сразу мог переправу использовать. С этого места прямо только двадцать шагов можно пройти, потом будет поворот на восток. Пять шагов… и снова на юг… Но только десяток.
Об этом Василий мог не предупреждать. Я прекрасно видел, как настил виляет по дну аж до противоположного берега. Но кивнул. Мол, понял. Мое дело шагать, твое – направлять.
– О чем спросить хотел? – напомнил Полупуд.
– Почему ты заговорил о Спасе? Мол, хоть до Спаса и далеко еще, но водяного все равно задобрить не помешает.
– Стоп… – Василий, видимо, решил, что я уже дошел до поворота, хотя на самом деле до него оставалось еще почти полтора метра. – Теперь шесть шагов на запад и потом снова двадцать на юг. Да стой, тебе говорят!
– Ты не переживай, батька. Я чувствую твердь ногами… Да и вода здесь прозрачнее, чем у берега. Местами даже видно бревна. Ну, а искупаюсь лишний раз – тоже не беда. Какая разница – дважды намокнуть или трижды?
– В общем-то верно… – согласился запорожец и решил предоставить мне свободу действия. – Сам так сам… Сверзишься – на дно не становись. Выплывай.
Казак уселся по-турецки на берегу, набил люльку и стал вводить меня в начальный курс славянской мифологии. По разделу «Главная нежить водяная, водяным именованная». При этом голосом и манерой изложения он так разительно напоминал доцента
