Он подобрал оба ножа и замер возле двери, прислушиваясь. Стояла гробовая тишина. А как же те, что спали наверху? Почему не бегут на помощь?
Наконец с лестницы донеслись шаги одного человека. Тамас рискнул выглянуть из-за двери и увидел спускавшегося Андрийю. Пороховой маг был весь залит кровью, но, судя по всему, вовсе не своей.
– Вы слишком шумите, – с упреком произнес Андрийя.
Тамас облегченно вздохнул и вытер лезвия обоих ножей. Они с Андрийей снова поднялись наверх и прошли мимо спальни, из которой еще доносились приглушенные предсмертные хрипы.
– Позаботься о них, – велел Тамас.
На крыше в лужах крови лежали еще два охранника. Тамас прикрыл глаза от мерцающего света факелов и посмотрел на юг, в сторону Саркова ущелья. Но не разглядел, к своему удивлению, ни одного огонька, ни одного костра на стоянке какой-нибудь резервной части кезанцев. Лишь факелы Срединного замка и далекие огни Будвила.
Вся кезанская армия находилась теперь к северу от него.
Тамас взял со стены факел и помахал им. Через мгновение земля вокруг крепости взбугрилась темными силуэтами адроанских солдат. Вскоре на крыше появился Андрийя и встал рядом.
– Мы ведь так уже делали? – произнес он. – Однажды мы попытались зайти в тыл врагу. Если не ошибаюсь, это плохо кончилось.
Тамас оглянулся на порохового мага. Каким-то образом тот ухитрился еще сильнее измазаться в крови. «Пусть Олем и не такой искусный убийца, – подумал фельдмаршал, – зато его общество намного приятней».
– Тебе нужно переодеться.
– Я не взял с собой запасной мундир.
– Ты не очень предусмотрителен.
Андрийя слизнул кровь с кончика пальца, на лице его при этом заиграла усмешка, мало напоминающая человеческую.
– Завтра мы поднимемся на стены Будвила. Я хочу, чтобы проклятые кезанцы знали, что их ждет, если я доберусь до них.
Когда Андрийя чувствовал запах крови, как сейчас, он забывал добавлять «сэр». Больше всего на свете ему нравилось убивать кезанцев.
– Ладно, как хочешь. Только встань с подветренной стороны от меня.
Тамас обернулся и посмотрел вниз. Один за другим из темноты появлялись его солдаты, окружая крепость. Длинная змея походной колонны ползла по дороге. Справа по реке неторопливо подплывали тяжелые баржи, груженные полевыми орудиями.
– Будьте вы прокляты, кезанские ублюдки, – пробормотал Тамас. – Теперь меня уже ничто не остановит.
Нила очнулась и едва не прокусила себе язык, борясь с желанием закричать. Руки были связаны за спиной, она ничего не могла разглядеть в темноте. Тяжелая волна страха пробежала по телу, заглушая боль в негнущихся ногах и саднящей от долгой езды коже.
Она чисто инстинктивно соскользнула в промежуток между Иным и реальным миром и только спустя несколько минут поняла, что сделала. Дыхание стало ровным, сердце больше не сжималось от страха. Мир проплывал перед ней в призрачном тумане. Бо рассказывал об этом месте, где можно успокоиться и подумать, но предупредил, что разум не будет здесь получать необходимой информации об окружающем мире. Все звуки доносились словно сквозь вату, и даже земля под ногами казалась очень далекой.
С большой осторожностью она покинула это уютное место и вернулась в реальный мир. В то же мгновение ожила боль, и Нила не смогла сдержать короткого стона.
Вокруг нее постепенно вырисовывалась ночная стоянка. Она уже слышала тихие голоса, потрескивание дров в костре и ржание лошадей в темноте. Нила лежала на боку в неудобной позе, от которой у нее затекла левая рука. В нос ударил резкий запах рвоты. Засохшая корка в уголках рта подсказала, что это ее саму и вырвало.
Сквозь проступившие на глазах слезы она разглядела прямо перед собой ужасное, все в ссадинах и запекшейся крови лицо какого-то мужчины. Он лежал на боку, со связанными за спиной руками, раздетый до пояса, широкие темные полосы покрывали его плечи и руки. Беднягу отхлестали плетьми с такой жестокостью, что на нем живого места не осталось.
Нила чуть было не отшатнулась в ужасе, но не решилась пошевелиться. Если враги заметят, что она пришла в сознание, ее саму могут подвергнуть таким же пыткам. И это в лучшем случае.
Сердце снова бешено заколотилось в груди, с таким трудом обретенное спокойствие исчезло, просыпавшись, как песок сквозь пальцы. Руки ее задрожали, а затем…
