Кларемонте прошел через всю комнату, косо взглянул на Таниэля и сел в кресло напротив Тамаса.
– Я последний бог, оставшийся в Девятиземье. Кресимир скован заклятием, Адом мертв. Больше никто из моих братьев и сестер не ввяжется в драку, это я вам могу твердо пообещать. Вероятно, вы ждете от меня каких-то глупых угроз, но это несправедливо по отношению ко мне. В отличие от моего старшего брата, я современный бог. Я понимаю, что насилием ничего не добьешься. Я мог бы убить вас всех и поработить Девятиземье, но это не принесло бы мне удовлетворения. Вскоре поднялось бы восстание, и могущественные Избранные выступили бы против меня, а я, откровенно говоря, не склонен к таким вещам. Не люблю конфронтацию. Если бы Адом был здесь, он подтвердил бы мои слова.
– Как удобно, что его здесь нет, – заметил Тамас.
– Вы, наверное, хотели сказать «прискорбно», – строгим тоном поправил Кларемонте. – Я всегда с симпатией относился к Адому. Он был единственным, кто воспринимал меня всерьез. А за любое приготовленное им блюдо можно было с радостью умереть.
Он растянул последнее слово на несколько секунд и театрально покачал головой.
– Итак, ваши предложения? – перебил его Тамас. – Видите ли, у большинства из нас нет в запасе вашей вечности.
Кларемонте зловеще усмехнулся:
– Бездна, что мне в вас нравится Тамас, так это сила духа. Давным-давно, еще во времена Кресимира, жил один военачальник по имени… проклятье, забыл, как его звали. Простой смертный, даже не Одаренный, но только он осмеливался возражать Кресимиру, если считал, что тот делает глупости. Нови любил говорить, что самомнение этого человека выше Южного пика. Вы очень напоминаете мне его. – Лицо Кларемонте сделалось задумчивым. – В конце концов Кресимир велел содрать с него кожу живьем. Такая нелепая смерть. Так о чем это мы говорили?
– Ваши предложения? – повторил Тамас.
– Ага, предложения. Как уже было сказано, я современный бог и стараюсь играть честно. Даю вам слово, что эта война закончена. Более того, я прибыл сюда лишь поучаствовать в выборах. Завтра утром я в знак доброй воли выведу войска из Адопеста. А через три дня состоятся выборы, как и было объявлено. Я даже не собираюсь никого обманывать. Если меня выберут премьер-министром, я помогу Адро достичь такого процветания, подобного которому в Девятиземье еще не видели.
Адамат снова обрел дар речи и тут же решил проверить его:
– А если вы проиграете?
Голос его лишь едва заметно дрогнул.
– Если я проиграю, мой добрый инспектор, то вернусь обратно в Бруданию, в свою торговую компанию. Постараюсь использовать свое влияние на благо человечества. И больше не буду вам досаждать.
– Почему мы должны верить вам? – спросил Тамас.
Кларемонте обернулся к нему и с невинным видом приподнял брови:
– Потому что у вас нет другого выбора. И потому что я даю вам слово. Нерушимую клятву бога.
– Вы устроили все это. – Ярость переполняла Адамата, пытаясь вырваться из груди. – Возвращение Кресимира, войну между Адро и Кезом. Вы с самого начала стояли за всем этим. И не пытайтесь отрицать.
– К чему мне отрицать? Разумеется, все это произошло не без моего участия. Но вы несправедливы ко мне. Это Жулен, бедное запутавшееся дитя, задумала с помощью Королевского совета Кеза вернуть Кресимира. Думаете, мне было нужно, чтобы старший брат совал нос во все мои дела? Он отбросил бы нас обратно в бронзовый век. А я всего лишь пытался смягчить нанесенный им вред. Боюсь, все эти люди, которых я использовал в своих целях, включая и вашу семью, были всего лишь случайными жертвами. Они даже не сознавали, в какой битве участвуют.
– Не смейте называть мою семью «случайными жертвами»! – прорычал сквозь зубы Адамат.
Он так стиснул рукоять трости, что едва не сломал ее. Если Кларемонте и заметил его гнев, то не подал виду.
– Вы напали на моих солдат, – напомнил Тамас, не убирая сцепленные пальцы от подбородка. – Вы обманом заставили меня нарушить перемирие и взяли то, что вам не принадлежит.
– О, это было… прискорбно, – ответил Кларемонте. – Я сделал то, что считал необходимым. Мне сообщили о девушке-дикарке, сковавшей Кресимира своим заклятием – очень хорошим заклятьем, между прочим, – и я не знал, что подумать. Если бы она дрогнула хотя бы на мгновение, все оказалось бы напрасно. Я решил вмешаться и взять ее себе. Уверяю вас, я и понятия не имел, что вы заключили перемирие с Ипиллом.
– Вы опять сказали «прискорбно», – внезапно вступил в разговор Таниэль, и все повернули головы к нему. – От этого слова так и несет заискивающими извинениями.
