А еще мне почему-то разонравились прикосновения жениха. Нет, я никогда не воспаряла в небеса от блаженства, когда он гладил меня по волосам или же целовал. По-моему, такое возможно лишь в любовных романах. Но мне было приятно его присутствие. Нравилось болтать с ним ни о чем и одновременно — обо всем на свете. Однако после моего исчезновения и чудесного возвращения все изменилось. Каждая попытка Генриха обнять меня вызывала глухое раздражение, которое медленно, но верно копилось в душе. Конечно, я не показывала ему это, но, боюсь, он сам догадался. Иначе почему вдруг последние дни забегал ко мне всего на пару минут в день. Осведомлялся о моем здоровье и вновь исчезал.
Наверное, Генрих готовился разорвать помолвку. Кому нужна невеста, в прошлом которой скрываются такие темные пятна и о которой судачит вся округа…
«Признайся честно: ты хочешь, чтобы он сделал это, — опять забубнил внутренний голос. — Потому что сама на это никогда не осмелишься».
Я даже опешила от этой мысли. Я хочу, чтобы Генрих разорвал помолвку? Да ну, чушь какая! Я люблю его и, напротив, мечтаю о том дне, когда он назовет меня своей женой!
Но в глубине души опять тяжело заворочалось какое-то воспоминание. Так бывает, когда, к примеру, приходишь на кухню и вдруг осознаешь, что забыл, зачем вообще сюда шел. И кажется, будто стоит только сосредоточиться, как найдешь ответ на этот вопрос. Но время идет, и, обескураженный, ты вынужден уйти, кляня свою дырявую голову за такие проделки.
Вот и теперь мысль растаяла, так и не оформившись толком. Я не понимала, почему грядущая свадьба вызывала во мне такой внутренний протест. И от этого мне было по-настоящему плохо. Хоть бы Генрих не догадался, что его невеста не испытывает особого счастья от предстоящего торжества! Он хороший парень и не заслуживает обиды с моей стороны.
Между тем створки окна распахнулись шире, и в них показалась встрепанная голова Генриха.
Тот подтянулся на руках и уселся на подоконник, неловким движением едва не смахнув на пол вазу с цветами. Но в последний момент успел ее поймать и виновато улыбнулся мне.
Я растянула губы в ответной вежливой улыбке, хотя по-прежнему не испытывала особой радости от внезапного визита жениха.
— Извини, что беспокою тебя, — сказал он, видимо, осознав, что я не особенно счастлива видеть его.
Наверное, мне следовало воскликнуть, что каждая наша встреча — радость для меня, тем более столь неожиданная. Заверить, что он всегда желанный гость в нашем доме. Но я промолчала. Боюсь, мои слова прозвучат слишком фальшиво, и Генрих, несомненно, поймет мою неискренность.
Однако мне самой было интересно, почему мое отношение к жениху вдруг так резко переменилось. И я постаралась беспристрастно взглянуть на Генриха, который восседал всего в нескольких шагах от меня.
Да, стоило признать, что Генрих являлся обычным парнем, во внешности которого не было ничего отталкивающего. Невысокий, с русыми волосами, выгоревшими на солнце до рыжины, серыми глазами. У него имелся лишь один недостаток: привычка сутулиться. Но это из-за того, что ему часто приходится выполнять кропотливую работу. Одежда, конечно, так себе. Штаны так вообще протерты на коленях чуть ли не до дыр. Но оно и понятно. Он часто помогает своему отцу. Глупо как-то наряжаться в пыльный сарай, где все в деревянных опилках и стружках.
Я внимательно посмотрела на руки Генриха, шершавые и мозолистые. Такими только молоток плотника и держать. Зато его отец делает самую лучшую мебель во всей округе. Заказы на полгода вперед расписаны. То есть бедствовать наша семья точно не будет, потому что Генрих — единственный сын и с удовольствием перенимает секреты семейного мастерства.
— Что-то случилось? — Генрих, перехватив мой изучающий взгляд, покраснел и зачем-то спрятал руки за спину, словно стеснялся мозолей. — Марика, ты чего так на меня смотришь?
— Интересно, почему ты так странно зашел в мою комнату, — поторопилась объяснить я. — Чем тебе дверь не угодила?
— О, просто не хотел столкнуться с кем-нибудь из твоих родных.
Генрих соскочил с подоконника, но остался стоять около окна, явно готовый в случае чего покинуть комнату тем же путем, что и пришел. Разумное предостережение, если он не желает, чтобы о его визите стало известно.
Я продолжала вопросительно смотреть на него. Все любопытственнее и любопытственнее, как говорится. Он откроет мне цель своего визита или так и будет переминаться с ноги на ногу?
— Меня послала твоя тетушка Малисса, — сказал Генрих. — Попросила, чтобы я привел тебя в лавку.
— И поэтому ты влез через окно? — с сарказмом переспросила я.
— Видишь ли, твои родители настоятельно рекомендовали не беспокоить тебя некоторое время, — с болезненной ухмылкой пояснил Генрих.
