Илья мотнул головой, отгоняя навязчивый шепоток.
«Не пущу! Не позволю!»
«Ты уже прикоснулся… Протянул руку… Помнишь? Смерть, Годун… Смерть рядом. Возьмёт, возьмёт… Мы спасём… Я спасу».
И прекрасное лицо, белое, неземное… бескровное. Илона? Мёртвая?
Не Илона – Морена. Коварная великанова полюбовница. Льнёт-обнимает. Трётся о чресла…
Страшно Илье. Хотел знамением крёстным осениться… Не повиновалась рука.
Страшно и сладко.
«Ты – наш. От роду. Смерти нет…»
Холодные руки, холодные губы. Прильнёт, вдохнёт, выпьет, а взамен – холодный огонь. Земной огонь. И слава. И власть. И сила, которой нет равных.
Илья трогает вставшие дыбом белые волосы, зарывается пальцами, будто в пушистый снег, силится схватить… Ничего нет. Только холод.
«Впусти…» – дышит в ухо, будоражит, томит нестерпимо, сладостно, до боли. Не удержать…
Из сна выдернул шорох. Воинская привычка сработала. Спал Илья всегда сторожко и просыпался легко, сколько б ни спал до того и что б ни делал до сна: хоть мёд пил, хоть с девами тешился. Что бы ни снилось…
Конечно, не всякий звук разбудил бы его, но такой – точно. Лёгкий шорох крадущихся ног, сдерживаемое дыхание…
Илья осторожно сел, осмотрелся.
Илона спала.
Меч лежал где положен, в головах. Дотянуться нетрудно.
Илья нашарил сапог. Не возясь с обмоткой, натянул на босую ногу, взялся за второй…
Тут они и ворвались!
Четверо. Оружные. Один тут же метнул копьё. Илья отбил его сапогом, который держал в руке.
Боковым зрением увидел, как Илона скатывается с постели на пол, потянулся к мечу…
И нашарил пустоту.
Взгляд, брошенный через плечо, привёл Илью в ярость! Илона не просто скатилась на пол. Она прихватила с собой его меч!
Четверо. В бронях. Значит, вои, и вои умелые.
Замешкались на миг. Не ожидали, что он брошенное в полную силу копьё с пяти шагов вот так, сапогом.
Этот миг очень кстати оказался. Как был, в одном сапоге, со вторым – в руке, Илья прыгнул вперёд, перехватил шуйцей руку с занесённым мечом, вывернул до хруста, бросив мечника на приятеля, а другого ударил с размаху сапогом в ощеренное лицо.
Сапог у Ильи – для верховой езды. Каблук высокий, металлом обитый, голенище – в бляшках серебряных. Для красы и для защиты. Стрелу не удержит, а вот скользящий удар меча или сабли – запросто. И носок острый, тоже с оковкой серебряной. Вот этой оковкой ворогу в переносье и прилетело.
Сапог – не топор, но ударил Илья в полную силу, и вышло не хуже, чем топором. Насмерть.
Убил и пнул подбитого босой ногой – в четвёртого.
Тот, впрочем, от падающего тела увернулся ловко и тут же хлестнул саблей.
Илья и саблю сбил тем же сапогом, а шуйцей приложил ворога в грудь. Во всю силу, с доворотом, как батя учил. А ещё и умение Богуславово добавил, коим ремни из доброй кожи на части рвал. Славно получилось. Сам не ожидал. Будто не незримую силу, а копьё тяжёлое метнул.
Весело вышло. Даже бронь воинская злодея не спасла. Хрустнули рёбра, отлетел ворог, будто не человек кулаком, а тур рогом двинул. Отлетел, грянулся о стену и на ковёр сполз.
Илья его и взглядом не проводил – и так знал, что всё. Да и некогда озираться. Третий уже рубит саблей. Наотмашь, по голой шее.
А вот накося! Илья присел, пропустив над головой сабельку и всё тем же сапогом клюнул шею ворога. Кровь аж брызнула. Илья отбросил недруга плечом и встретил последнего. У этого десница плетью висела, зато в левой – кинжал в пол-локтя длиной.
Руку с кинжалом Илья перехватил, сдавил вороговы пальцы со всей великой силой, так что недруг взревел от боли. Илья же снова ударил сапогом. На этот раз – каблуком. В раззявленный рот. Вбил в глотку вражий крик вместе с зубами. Тут же вынул кинжал из раздавленных пальцев, обернулся и понял, что биться более не с кем.
Один мёртв, второй подпирает стену, булькает продавленной грудью, третий брызжет кровью из шейной жилы. С четвёртым тоже всё понятно: сипит с каблуком сапожка во рту.
