носом. На этом его участие в бою, откровенно говоря, и закончилось.
Американские моряки действовали быстро и слаженно, задраив все, что могли, и, перекрыв поступление воды в соседние с поврежденным отсеки, но вести огонь корабль уже не мог. Каждый выстрел заставлял и без того прогибающиеся под напором воды переборки отчаянно вибрировать, и вероятность, что они разрушатся и затопление продолжится, выглядела реальной. «Санта-Фе» прекратил огонь и, сбросив ход, вышел из боя, на что все остальные не обратили особого внимания – имелись дела поважнее.
Дистанция сокращалась, количество попаданий быстро увеличивалось. Американцы тоже пристрелялись – у них, честно говоря, просто было намного больше стволов и по статистике число попаданий в цель должно было оказаться соответствующим. Правда, большинство орудий имело калибр сто двадцать семь и сто пятьдесят два миллиметра. Линейным крейсерам удары бронебойных снарядов в такой ситуации что слону дробина, но американцы быстро приспособились и перешли на фугасы. Против брони они, конечно, слабоваты, но надстройки и все, что не прикрыто толстым слоем стали, разносят на куски. Это блестяще доказал в свое время адмирал Того, а американцы, как оказалось, вполне способны перенимать удачный опыт соседей, пускай те даже и семь раз дикари.
К моменту, когда дистанция уменьшилась до трех миль, обе стороны оказались изрядно попятнаны. «Молотову» бронебойные снаряды в трех местах проломили борт, в одном палубу, а взрыв фугаса заклинил кормовую башню. Если бы не самоотверженность русских моряков, под непрекращающимся обстрелом сумевших выколотить крупные (мелкие сами перемелются) осколки. Теперь башня вращалась с заметным усилием и громким хрустом, но хотя бы действовала.
«Максиму Горькому» повредили надстройки, выбили половину стомиллиметровых орудий и вызвали пожар, который с трудом удалось локализовать. Не смертельно – но очень неприятно, и столб тяжелого, густого дыма поднимался к небесам.
Получили свое и линейные крейсера, хотя их повреждения носили в основном косметический характер. Броня уверенно защищала гигантов от серьезных повреждений, хотя артиллеристам зенитных орудий приходилось несладко. «Кронштадт», вдобавок, лишился пары стомиллиметровых орудий, но на его огневую мощь это повлияло незначительно.
Куда сильнее портили нервы небольшие пожары, вызванные американскими фугасами и периодически задымляющие палубы. Однако «Кронштадт» и «Севастополь» продолжали вести точный огонь, и в раскаленных недрах башен сновали взмокшие фигуры матросов. Зенитки исчертили небо рваными нитями трасс – на американских авианосцах, плюнув на все, подняли в воздух оставшиеся самолеты. К счастью, их было слишком мало, и прорваться сквозь огонь у американских летчиков практически не получалось. И все равно выбранный в качестве главной мишени «Севастополь» получил два попадания авиабомб, на некоторое время вынудивших кормовую башню прекратить огонь. К счастью, подачу электричества удалось быстро восстановить, и башня вновь ожила.
Американцам досталось сильнее. На «Балтиморе» осталась одна действующая башня главного калибра, корабль горел, но пока что ни тонуть, ни выходить из боя не собирался. «Канберра» лишилась обеих труб, получили повреждения надстройки, и вся носовая часть была затянута дымом пожаров, а кормовая – из машинного отделения. Крейсер имел серьезный дифферент на левый борт, но огня не прекращал и упорно держался в кильватере «Балтимора».
По сравнению с ними «Кливленд» и «Бирмингем» пострадали намного меньше. Здесь все было просто. Несмотря на отличную баллистику советских орудий, точность огня продукции немецких оружейников оказалась выше, да и семь дюймов – не пятнадцать. Однако их огонь тоже заметно ослабел, и было ясно, что еще немного – и эти корабли рискуют отправиться в гости к Нептуну.
Зато три необстреливаемых крейсера вели интенсивный огонь, и их пятидюймовки наносили сейчас едва ли не более серьезный ущерб, чем избиваемые «старшие братья». Позади крейсеров жутковато-бесплотными тенями носились миноносцы, но пока ничего не предпринимали. В общем-то, ничего удивительно, для торпед далековато, а стрелять из орудий бесполезно. Дистанция слишком большая для уверенного выстрела – даже небольшое волнение изрядно качает легкие кораблики, и попасть в цель становится больше похоже на акробатический трюк, чем на реальность. Такова участь всех неустойчивых артиллерийских платформ, и советские моряки об этом сейчас ничуть не жалели.
– Николай Павлович, – контр-адмирал Белли, с удобством расположившийся в рубке «Кронштадта», повернулся к командору своего флагмана. – А ведь они, пожалуй, сейчас начнут.
– Вы полагаете, Владимир Александрович? – коренастый, плотно сбитый моряк, оставил в покое бинокль, с помощью которого наблюдал за американцами.
– Уверен, – Белли потер виски. – Минут десять, ну, пятнадцать – и их эсминцы попытаются нас атаковать.
Командир линейного крейсера повернулся к своим подчиненным и негромко, он никогда не повышал голоса, принялся отдавать распоряжения. Если адмирал сказал – значит, так и будет. Не потому, что тот старше по званию, просто они с Белли хорошо знали друг друга.
