– А не сам ты это все провернул?
– Ну вот, – ответил я, – опять за рыбу гроши. К твоему сведению, миссис Мускул, если тебе нужна голая, как Коминтерн, правда, то я должен склеить ласты, как ты уже навела справки, в течение двух ближайших месяцев. Если повезет. А то и раньше. Так что мне и триллион долларов без надобности.
Она кивнула.
– Но что-то мне говорит, ты пошел на поправку?
– Берем этот вариант, – ответил я, не опровергая и не подтверждая, – я выздоровел, но… тогда и без денег получу бессмертие в числе первых! Да-да, и по возрасту, и потому, что я в группе тех, кто его разрабатывает. Сперва мы, группа создающих, отшлифовывающих и проверяющих перед выпуском на рынок, потом миллиардеры. Так что меня можешь вычеркнуть. Но если хочешь терять время, давай, вперед с музыкой! Или без музыки.
Она кивнула.
– Хорошо, временно вычеркиваю. Только в какую-то преступную группировку тебя надо все-таки внести. У тебя вид такой. Неспокойный. Я же вижу, тебе не сидится. То ли воровать миллионы, то ли убивать направо и налево… Словом, выглядишь настоящим ученым-практиком. Да и нож держишь, как Франкенштейн.
– Франкенштейн был великим ученым и хирургом, – напомнил я. – И никого не убивал.
– Ну, этот, которого он создал…
– Ой, спасибо, – сказал я, но не упустил случая грызануть ее снова, – только тот монстр ножом не пользовался вообще.
Она дернулась, простой народ всегда путает великого хирурга и его творение, сказала чуть громче и с вызовом:
– Тебе нужно почаще бывать у психоаналитика! Но это твое дело, а сейчас… По-твоему, деньги могут лежать до нужного времени?.. Гм… это, конечно, объясняет, почему нигде еще не засветились… хотя слишком надуманно и необычно.
– Все новое кажется непривычным, – согласился я. – Добро пожаловать в наступающий мир, мисс Опричница!.. Новые возможности, новые виды мошенничества, новые способы преступности. Как организованной, так и дилетантской.
– Дилетантской? – переспросила она. – Что тебя наталкивает на мысль о дилетантстве?
– То же, – ответил я, – что и тебя. Какое-то странное ощущение, что в нашем случае не все сделано чисто. Хотя это может быть потому, что преступление именно новое? Нового образца? Потом отшлифуют, будут делать безукоризненно?
– Сплюнь, – сказала она раздраженно, – накаркаешь, каркатель. Я раз пять просмотрела досье всех ваших сотрудников.
Я хмыкнул.
– Только досье?.. Ладно, не вешай мне лапшу на уши, ешь спокойнее, а то удавишься со злости.
– А ты как думал? – спросила она сердито. – Похищены двенадцать миллионов долларов!.. Я просто обязана искать улики везде. А что, ты решил прийти с повинной?.. Хорошо, за это скостим срок. Если деньги вернешь все.
– Увы, – ответил я.
– Что, половину уже пропил? Или проиграл? Истратил на сексуальные игры?
– Какие игры, – сказал я скромно, – ты уже знаешь, я в этих делах прост, как Ленин. Римляне говорили: куй продест, куй боно, я с ними в большей части согласен, а меньшей как бы нет.
Она спросила сердито:
– Это что, ругательство? Что-то новое день грядущий нам готовит.
– Похоже, – согласился я, – но это кто что слышит.
– Ну, а что слышишь ты?
– Кому выгодно, – перевел я. – Давай посмотрим, кому выгодно…
– Всем, – ответила она сердито. – Особенно тебе. Хотя мне что-то не верится в твою дегенеративность.
– Ну спасибо, – ответил я. – За дегенеративность.
– Да какая разница, – отрезала она. – Все равно у тебя диагноз липовый. Что-то особо преступное задумал, да?.. Я по глазам вижу. Они у тебя какие-то особенно подлые.
– Знаешь, – сказал я, – если деньги на бессмертие, то мне, например, они не нужны. Ни доллара. Понимаешь?.. Тебе повторить, что и так доживу, если моя нейродегенерация в самом деле приостановлена? До самой сингулярности доживу по возрасту. То есть можно отсечь всех молодых… я вот себя считаю еще молодым. Видимо, можно отсечь и тех, кто и с двенадцатью миллионами не доживет до бессмертия… По возрасту.
Она смотрела на меня исподлобья.
– Это с какого?
