– Ну не к похоронам же. Если теперь ему будут сниться кошмары, я не удивлюсь.
Мама, что называется, как в воду глядела. Вот только Даниил сомневался, что произошедшее позже имело отношение к его кладбищенским впечатлениям.
Уснул он почти мгновенно. Сказались усталость и переживания последних дней. Сны были беспокойные. Ему снилось, что он едет в поезде дальнего следования. Двери пустых купе были открыты. Вагон трясся и раскачивался на рельсах. Даниил стоял в коридоре и смотрел в окно. Там было море, а еще он увидел строительную площадку, бульдозер, а рядом – черный провал круглой ямы. Во сне синий пластиковый купол над раскопом отсутствовал, а на краю подземного капища возвышалась темная, большая фигура – женщина с огромными грудями, непомерно широкими бедрами и маленькой головой. Ее кожа блестела, как мокрый камень, отполированный морскими волнами. Женщина подняла руку и помахала Даниилу. Поезд покачнулся сильнее, затряслись стекла в окнах вагона, и весь состав, сделав неожиданный поворот, начал приближаться к яме и исполинской женщине на ее краю, которая все махала и махала рукой. Даниил в ужасе отшатнулся от окна, побежал по узкому коридору, выбивая ногами облачка пыли из протертой ковровой дорожки, и внезапно оказался за рулем автомобиля. Во сне он умел водить. Даниил крепко держал большой руль и мчался вперед по проселочной дороге прямо к открытым железным воротам стройплощадки. С моря надвинулись сумерки, вокруг потемнело. Он вывернул руль, но машина продолжала нестись вперед, в разинутую пасть раскрытых стальных створок. Даниил попытался затормозить, но педаль провалилась в пол, автомобиль вынесся на площадку, промчался мимо неподвижного бульдозера и полетел прямо к яме. Гигантская женщина оказалась вдруг очень близко, так, что Даниил различил двигающиеся изломанные линии на месте лица и похожие на валуны соски на опущенных вниз кончиках громадных грудей. Он закричал, и через мгновение машина сорвалась с края ямы и полетела вниз. Обрушилась тьма, и Даниил почувствовал такой страх, какого не испытывал никогда в жизни. Это был дикий, панический, животный ужас даже не перед смертью, а перед абсолютным кошмарным небытием, что было хуже самой смерти. Он задергался, забился в сковывающем вязком мраке, резко мотнул головой и открыл глаза.
Было темно. Сердце колотилось в груди, как после долгого бега. Страх не ушел, он изменился, стал острее, как игла, застрявшая в сердце, и Даниил почувствовал, что в комнате, кроме него, кто-то есть. Он протянул руку к выключателю лампы над изголовьем кровати. Тело налилось слабостью, словно он разом отлежал себе все конечности, и движение получилось медленным, трудным и вязким; пальцы скребли по выпуклому узору обоев, пока не добрались до пластмассовой кнопки.
Щелчок. Ничего.
Свет не зажегся. Страх усилился тысячекратно. Даниил заскулил, с трудом двигая онемевшим телом, сполз с постели и встал на четвереньки. Спина покрылась мурашками, волосы зашевелились, щекоча затылок – за спиной кто-то стоял. Тогда Даниил сделал то, чего не делал с тех пор, как ему исполнилось семь: он застучал кулаком в пол – там, внизу, ровно под ним находилась спальня родителей. Раньше, когда он был маленьким, ему порой приходилось, испугавшись во сне, звать таким образом маму.
Удары были гулкими, как будто под полом притаилась совершенная пустота. Даниил захотел закричать, не смог и, спасаясь от накатывающего сзади ужаса, пополз на коленях к двери. С усилием встал, шатаясь на непослушных ногах, повернул ручку и выбрался в коридор. Кругом было темно, как не бывает даже самой глубокой ночью: ни отсветов фонарей с улицы, ни синеватых полосок ночного света, ничего, только мрак и ватная тишина. Он схватился за перила лестницы и стал спускаться вниз. В воздухе витал смутно знакомый и неприятный запах, похожий на вонь тухлой рыбы. Шаг за шагом, цепляясь за поручень, Даниил слез вниз и побрел к родительской спальне. Огибая угол коридора, случайно бросил взгляд вверх, и ему показалось, что темнота на верхней площадке сгустилась во что-то черное, толстое, колышущееся во мраке и ужасающе, неправдоподобно живое. Он заплакал.
Дверь в спальню отворилась бесшумно. Тут тоже была тишина, но сквозь щель между штор проникал слабый, серовато-голубой мертвенный свет. На широкой двуспальной кровати под одеялами угадывались очертания тел. Даниил, не помня себя от страха, оперся на пружинящий упругий матрас и пополз, всхлипывая, к спящей маме.
– Мама! Мама! – Он схватил ее за плечо и стал трясти, пытаясь разбудить.
Мама была неподвижна. Даниил схватился за край большого одеяла и сбросил его на пол.
На месте родителей, сплетенные в длинные коконы, лежали тонкие кости с остатками коричневых жил и лохмотьями мяса. Где ноги, где туловище, нельзя было разобрать – только мешанина гнутых и длинных, похожих на рыбьи, костей, сцепленных друг с другом. Там, где положено было быть головам, на подушках лежали шарообразные комья свалявшихся лохматых волос, торчащих в разные стороны. Постельное белье пропиталось грязной гнилостной влагой.
Даниил закричал и отпрянул от лежащей перед ним мерзости. Тьма за спиной сгустилась и стала упругой. Гнусная рыбная вонь залилась в ноздри и в рот. Он еще раз отчаянно завопил, понимая, что гибнет, полностью и безвозвратно, – и снова открыл глаза у себя в комнате, дрожа всем телом и обливаясь холодным потом.
