простецки: пока, мол, парни, не кашляйте. Дежурьте, топите костерок, авось как-нибудь выспитесь.
– Вот ведь корвища, – смачно сплюнул капитан. – Волка ноги кормят, а ее… Одно слово – гулящая.
Бросили жребий. Коротать первые полночи у костра выпало Леониду, и его довольный спутник, поплотнее закутавшись в однорядку, завалился в солому и тотчас же захрапел. Умаялся!
Арцыбашев уселся к костру, вытянув ноги и привалясь спиной к покосившейся стенке. Сидел, подремывал, время от времени просыпаясь и подбрасывая в огонь новую порцию хвороста. Все эти парни, беспризорники, вполне справедливо казались ему обреченными. Ведь беглые все, ясное дело! Все равно рано или поздно поймают, вопрос времени. Вот только причем тут персидские купцы? Хотя… Как и раз и причем! Леонид невесело усмехнулся. Ну, понятно же, чем занимаются приказные. Вместо того, чтоб, устроив облаву, вернуть юных холопов хозяевам или уж по крайней мере сурово наказать, беглых втихаря продают персам. А те, уж конечно, рады мальчикам – на Востоке такой товар идет на ура. А то это – возвратить беглого холопа хозяину… за что, интересно? Простое человеческое спасибо здесь не прокатывает, нужны денежки.
Помешивая тлевшие в костре угли сучковатою палкой, Магнус не забывало чутко прислушиваться к тому, что творится вокруг. Рядом – буквально в паре сотен метров, а может, еще и поближе, проходила внешняя крепостная стена, и сменявшиеся на стенах стражники должны были устроить перекличку как раз в середине ночи. Кажется, давно бы пора уже… Ага, вот… Нет, это какой-то подгулявший бедолага, пропойца, выпавший из дверей кабака… или скорее, из какой-нибудь полуподпольной корчмы, типа заведения пресловутого Агапита Безухого. Ишь, голосит, сердечный. Обсчитали, наверное, сволочи, раздели до нательного креста, опоили гнусным «переваром» – тем еще пойлом.
– Каза-а-ань! – вдруг раздалось чуть ли не над головою. Голос зычный такой, сильный, словно у дьякона. – Каза-а-ань!
Вот и ответ:
– А-а-астрахань!
А с соседней – следующей – башни:
– Москва-а-а!
– Вставай уже, – спохватившись, опальный ливонский король принялся расталкивать своего напарника. – Ну, просыпайся же! Поднимайся, ага.
Минуты через две проснулся-таки Михутря. Потянулся, раскрыл очи… да, на ходу рассупониваясь, пошел за кусточки – отлить. Зажурчал, закряхтел довольно… затих. И как-то неслышно оказался вдруг у костра, в сарае. Тронул уже задремавшего Леонида.
– Эй, господине. Беда!
И столько неподдельной тревоги слышалось в его хрипловатом шепоте, что Арцыбашев стразу же проснулся, сел:
– Что такое, Миш?
– Я только что слышал очень знакомый звук. Так плохо закрепленный палаш бьется рукояткою о кирасу. Глухо так – «бумм». Вот, слышишь?
Магнус прислушался… и в самом деле четко услышал этот самый звук, разносившийся в прохладной ночи довольно далеко. Ага, вот еще… А вот кто-то чертыхнулся! Кажется, совсем рядом…
– Давай-ко, государь, отсюда скорее…
Оба выскочили из сарая, не затушив костер – некогда. И тотчас же запела, заиграла труба, возвещая начало атаки!
Кто-то засвистел, да поздно – за деревьями вспыхнули факелы, блеснули в свете выглянувшей из-за набежавшего облака луны палаши и сабли.
– Слушать всем! – всколыхнул тишину зычный голос. – Сабли – в ножны. Брать всех живьем – арканами. И смотрите у меня – за каждого убитого вычту из жалованья!
– Стрельцы-ы-ы-ы! – ахнул, рванулся где-то невдалеке к небу детский испуганный голос.
– Стрельцы-ы-ы-ы! Приказные!
Приказные сговорились со стрельцами, ага. Тут и думать нечего. И что против них беспризорники? В исходе дела сомневаться не приходилось.
Вокруг послышались крики и шум: кто-то кого-то хватал, кто-то за кем-то гнался… А вот звякнули скрестившиеся клинки! Выходит, и у этих несчастных детей нашлось, чем ответить… Вот снова звон… И крик… Тоненький, предсмертный.
Стрельцы с приказными загоняли несчастных, словно волков. Шли полукругом. Строем, с празднично пылающими факелами.
– Пойманных вязать и вон к той кривой яблоне, – распорядился тот, кто командовал всей облавой.
Пылающий оранжевый полукруг еще не докатился до покосившегося сарая с догоравшим костром, но до того момента оставалось уже совсем немного. Арцыбашев сжал губы: ну, надо же – так глупо попасться! Сами сюда пришли… отсиделись, ага. Ну