сердиться, расстраиваться, а я, наоборот, спокойна и даже отчего-то довольна. В доверии миру – моё освобождение. В бесконечной любви – моя сила. В принятии – моя воля.
И умрём, что примечательно, вместе. Главное, потом не разминуться в пути. Улыбнулась легко.
Примите же, Светлые, я жажду!
Так говорила бабушка, говорил прапрадед и его дед. Настало моё время.
Остановила машину. Пройдусь пешком.
Сонные ещё улицы, старый треснувший асфальт и пыльный запах утреннего зноя. Опилки вчерашних упавших деревьев и свежие пеньки. Скорчившаяся на дороге ободранная ветром листва – томится и жарится на солнце. Они ведь почти уже всё восстановили. Удивительные люди.
Сколько этот город смог бы выдержать ещё? Много, наверное.
Самые нетерпеливые горожане уже поехали на ярмарку Эли – я встречала их время от времени, пока шла к гостинице.
Ну да. Ещё почти два часа там будет весело. Но лучше уж так.
А потом всё просто испарится.
Малышка со смешными заколками-зайцами, торопя, тащила маму на остановку. Больно и коротко сдавила грудь безысходность.
Одно дело решительно самоубиться самой, вполне себе имея спасительный выбор, другое – вот так. У этих людей никто не спросил, им выбора не предоставил.
Кто-то решил всё за них. И виноваты они только в том, что здесь родились. И если ещё вчера мы просто хотели минимизировать опасность от ядовитого облака, то сегодня противостоять тому, что надвигалось, кажется, был не в силах никто.
Жутко.
Я никогда этого не делала прежде и вообще не уверена была, что это возможно. Вытянуть такую махину одной моей жизни явно не хватит. Но пытаться была должна.
В конце концов, я обещала удоду. И обещания надо держать.
Прости, моё сердце, он был первым…
Вокзал разминировали в течение часа. Подозрительно легко и очевидно обнаружили и так же быстро всё сняли. К слову, по мнению физика, разнонаправленность взрывной волны была рассчитана верно и вероятность именно атомного взрыва была действительно непростительно велика.
Это и успокаивало, и одновременно пугало.
Утечка была не просто невероятно близко. Источник её прямо сейчас знал, что Лэррингтон обо всём этом в курсе. Осталось вычислить кто.
Серьёзно тревожило то, что связи с литерным по-прежнему не было. А расчётное время было уже на исходе.
Дорожное полотно было оцеплено настолько, насколько хватало личного состава. Сейчас было очевидно, что их катастрофически мало.
Лёгкость, с которой они обнаружили взрывчатку, наводила на неприятные мысли о резервном плане.
Литерный так и не появился. И Грэм потянулся к пульту связи.
Если взрыв случится прямо сейчас, что он сумеет сделать за те доли секунды, что у него будут? Это только в кино герой успевает развязать руки или отстегнуть наручники, перекатиться в другой конец комнаты, закрыться столом и выстрелить в противника из ПЗРК, пока огонь медленно и плавно разворачивает пожирающее жерло, до того, как разлетятся в тысячи оплавленных ярких капель стёкла. До того, как вздрогнет и замолчит земля.
В действительности всё сильно иначе. Взрыв с расстояния десятка метров выгибает пространство волной и сминает жизнь, расплющивая строгой, лишённой вариаций формулой.
Грэм видел это наверняка. Усмехнулся: зато быстро. Должно быть. Может быть, даже не больно.
Перед глазами вспыхнуло – Карри.
Его и Эли семейный дар был дедовым, общим. Но у него безмерно слабее. Он предвидел только перед самым событием, и то удручающе редко. Это, безусловно, спасало ему, и не только ему, жизнь не однажды. И вот сейчас видел, как мучительно-беззвучный удар медленно вспарывает окно и растекается в пространстве плотная волна, неизбежно приближается…
Затряс головой.
– Не надо… – вытолкнул воздух из лёгких.
