Так Мак и полетел назад, не поделившись с другом своими неприятностями и солгав впервые в жизни.
Небесная вуаль
Было ровно двенадцать часов дня, когда «Победитель» взлетел с аэродрома.
Он поплыл над полями и парками, над громадными фабриками зерна, упорно рассекая белой шапкой воздушные волны засушливой зоны. Это был разведывательной рейс. За час до создания искусственных облаков корабль должен был исследовать воздушное море…
На мостике и на стенах разведывательной дрожали и музыкально позванивали цилиндрики, чашечки, проволочки выведенных наружу приборов. Они автоматически рапортовали своему начальнику Горному, который сам взялся руководить разведкой перед новым штурмом.
Профессор Ролинский заболел. То была наглая атака безумной головной боли, длившейся уже вторые сутки. Возможно, организм старика был неприспособлен к жизни в воздухе. Рая, одновременно с основной работой умудрявшаяся исполнять еще и обязанности станционного врача, дала профессору выпить лекарство. Но ничего не помогало. Тогда Горный предложил ему взять на сегодня отпуск.
Что это?.. Подозрение?.. Недоверие?.. Просто товарищеское участие?.. Профессор смотрел покрасневшими от боли глазами в спокойное лицо Горного. После намеков Раи он все ждал, что Горный потребует объяснений по поводу вчерашней работу разведки. Этого не было.
Горный только спросил его о здоровье, похлопал по плечу.
— Обо всем поговорим позже!.. А вы сперва отдохните и полечитесь, ведь через два-три дня к нам придет новый фронт облаков.
Профессор послушно обвязал голову полотенцем и уселся в своем кабинете. На колени легла книга его любимых произведений Уэллса. Но она вскоре полетела из его рук на пол, перепугав Марго, игравшую со своим хвостом.
Как можно было усидеть на месте, когда на станции начиналось невероятное — создание дождя? Когда упрямый белый лоб «Победителя» собирался создать облака в необъятном и чистом, без единой тучки зеркале неба?.. Обещал сделать то, чего долго, годы, десятки лет пытался добиться Ролинский, гордый своим опытом, знаниями…
А теперь он, как маленький Мак, сгорая от любопытства, стоял в дверях химички, глядя, как химик Григорий возится у приборов. Хотелось узнать до мелочей всю сложную технику труда, сравнить ее со своей.
— Гм… Разве вы употребляете дождевит только одного сорта? — обратился Ролинский к Грише. — У моего дождита имелось пять видов!
— А у дождевита их имеет целых двадцать восемь, в соответствии с различным химическим составом облаков, — гордо сказал Григорий. Он указал на ряд герметично закрытых темных колб, где хранилось волшебное вещество, конденсировавшее влагу. Работая у огромной пушки и готовясь бомбить атмосферу, он охотно снова и снова рассказывал Ролинскому, как они с Горным овладели тайной химического воздействия на облака.
Григорий весь сиял под лучами солнца. Еще бы ему не сиять, когда сегодня его праздник — праздник химички, которой он заведует! Это был первый день ее практической работы.
И Ролинский своими вопросами, в которых чувствовалось недоверие, только вызывал у Григория веселую улыбку. Но она вежливо пряталась в уголках его молодого рта под курносым задорным носом. Чудной старик!.. Он был похож на мрачную галку, что привыкла к зимним морозам и никак не хочет поверить в весну.
— Ах, мой мальчик, мне кажется, что вы все же слишком рано вышли из своих лабораторий в воздушный океан!..
Ролинский только собрался вступить с Григорием в научную дискуссию, как зазвенел, разлился музыкальным зовом сигнал атаки на атмосферу.
— Тсс, — сказал Григорий, — сейчас мы начнем.
Корабль прошел почти весь путь вдоль засушливой зоны, остановился на минуту над каким-то большим городом и замер в воздухе, покорный приказу своего начальника.
Начиналось тучевание. И так же, как перед естественной грозой, под искусственным небом станции везде в кабинах воцарилась тишина. Замерла Рая возле машин электрички. Застыл Мак в уголке разведочной, где Горный делал последние
