– Да.
– А почему?
Хм! Почему? Вопрос Осоки разбередил старую душевную рану, и я вспомнил о том, что окружало меня в двадцать первом веке. Общество потребителей, балаболов и эгоистов, в котором большинству людей было пофиг, кто там сидит наверху и куда ведёт страну. Интернет не отключают? Любимая онлайн-игра работает? Зомбоящик с сериалами включён? Бич-пакеты и водка в магазинах есть? Свобода слова имеется? Так что всё замечательно, можно работать на чужого дядю дальше, слушать по телевизору сладкие речи, погружаться в выдуманные виртуальные миры, где ты самый-самый суперэльф, японский шиноби, солдат удачи или крутой танкист, который пачками валит врагов и апгрейдит боевую машину, хлебает водку с самогоном, прожигает жизнь в клубах, колется и нюхает. Это ли не счастье? Самое что ни на есть настоящее. Почти рай. Убогий, конечно, но другого не было. Ведь мечты о космосе, всеобщем равенстве и социальной справедливости разменяли на цветные фантики, и взяться за реальное дело могли лишь единицы. Потому что силы в сердцах уже не оставалось, а главное – была утрачена идея, ради которой стоило бы бороться. Так что нет, родной век мне категорически не нравился, особенно после смерти жены и детей. До этого о судьбе страны и моего народа как-то не задумывался и старался не замечать негатива. А потом стало поздно, ибо здоровья уже не было, и я не мог ничего изменить. Это сейчас, когда я начал всё заново, наверное, смог бы что-то сделать, а тогда – нет. Только боль, разочарование в людях, чувство бессилия и понимание того, что так не должно быть. Вот что было в моей душе.
– Бравлин, – я посмотрел на разведчика, – не спрашивай меня больше об этом. Никогда. Просто поверь, ты не захотел бы жить там, где никто никому не нужен.
Осока нахмурился и кивнул. И в это время в дверь постучали условным стуком: два коротких и ещё один. Норма. Андроник уже рядом, и наши наблюдатели его видят.
Спафарий появился через пару минут, и он мало напоминал того крепкого статного молодца благородных кровей, которого я раньше видел в городе. Грубый шантаж Бравлина надломил этого сильного человека, и под его глазами появились тёмные круги. Но когда он увидел меня и Осоку, который сегодня не скрывал своего лица, Вран несколько оживился и, сделав шаг ко мне, прошипел:
– Я так и думал, что это твоих рук дело, венед.
– Ну да, – улыбнулся я и спросил ромея: – Бумаги принёс?
– Принёс. – Спафарий вынул из-за пазухи тугой свёрток и бросил его на стол. – Здесь вся переписка нашего посольства за последнюю седмицу.
– Славно-славно. – Я указал послу на стул подле себя: – Садись, благородный Андроник, поговорим.
Вран устало вздохнул, сел и сказал:
– Император недоволен мной, и я скоро вернусь в Константинополь.
– И что с того?
– Верните мою женщину и ребёнка, ведь я больше ничего не смогу вам дать.
– Это запросто, тем более что мой помощник был не прав. – Я состроил злую гримасу и посмотрел на Бравлина, который виновато опустил голову. – Но хотелось бы знать, что ты будешь делать потом, Андроник?
– Увезу Любаву и Алексея в Константинополь.
– И кем они там станут? Любава будет твоей официальной любовницей и приживалкой, а сын бастардом. Так?
– Я об этом пока не думал. – Спафарий зябко, словно ему холодно, поёжился.
– А надо подумать, Андроник, дело-то нешуточное. Твоя семья Любаву не признает, а близкие родственники могут её и сына отравить. Может так случиться?
Посол дёрнулся, но под моим строгим взглядом съёжился, крепко задумался и спустя пару минут пробурчал:
– И что ты, Сокол, предлагаешь?
– Оставайся среди славян, ведь тебе здесь лучше, чем за морем.
– Но… Как же так…
– А вот так. Император тебя по голове не погладит, слишком много ошибок ты совершил, и родня не приветит, ещё те змеюки. Вот и думай, надо ли тебе, потомку славянина, возвращаться в империю?
– Мой предок был славянином, – признал Вран, – и эта земля мне дорога. Однако я давал клятву императору.
– Поступай как знаешь, Андроник. – Я развёл руками. – Завтра Любава и Алексей будут дома, и мы тебя больше не потревожим. Но если надумаешь, то я, князь Рарога Вадим Сокол, всегда готов принять благородного Андроника Врана на службу.
Спафарий поднялся и кивнул на выход:
