имени.
Я лишь крепко пожал ему руку и уже собирался запрыгнуть в паланкин, как меня перехватил граф Игнатьев.
– Как вы ощущаете себя? – спросил он, заглянув мне в глаза, как будто одним взглядом хотел узнать ответ на этот вопрос.
– Немного отдыха не помешало бы, – честно ответил я, – но перехвачу четверть часа в паланкине, и еще, быть может, окажется немного времени до выхода на арену.
– Дуэль должна стать кульминацией игр, – кивнул граф, – так что прежде будут сражаться со зверьем и еще вроде какие-то карлики на свиньях и собаках, – он сделал неопределенный жест. – Ну, вы понимаете, на Востоке любят подобную потеху. Стало быть, да, еще какое-то время на отдых у вас будет.
– Тем лучше, – ответил я и крепко пожал поданную Игнатьевым руку, как бы то ни было, но уважал этого человека.
Наконец я забрался-таки в паланкин и действительно задремал, растянувшись на мягких подушках. Однако полноценно поспать не удалось – проснулся от того, что мы остановились. Тут же слуга распахнул занавеску, чтобы я знал, куда именно выпрыгивать. Покинул паланкин и вынул из него чехол с секачом, закинув оружие на плечи. За тем же слугой отправился в помещение под ареной, где мне предстоит ждать своего выхода.
В прохладной и тихой комнате, явно рассчитанной на большее количество человек, присел на длинную лавку, откинувшись спиной на стену. Секач пристроил рядом. И почти сразу задремал. Все-таки времени поспать мне в этих сутках катастрофически не хватало.
Этот сон не был похож ни на один из других. Его нельзя отнести к крымским, ибо в этот раз из глубин моей памяти поднялось нечто такое, о чем я, честно говоря, и не подозревал. И события эти явно происходили раньше Крымской кампании.
Два человека стояли передо мной. Обоих я знал очень хорошо и давно. Первый – среднего роста, крепкий. Сколько помню его, он всегда боролся с полнотой, изнуряя себя упражнениями, конечно, в то время, когда не пил, не шастал по балам и не волочился за юбками. Потому и борьба с лишним весом шла с переменным успехом. Однако так или иначе, но он держал себя в форме, очаровывая дам и барышень не только редким для русского человека нордическим лицом и пшеничной шевелюрой, но и крепкой мускулатурой. Второй же был выше него ростом, но заметно тоньше в кости, лицо у него было столь благородное, а манеры так аристократичны, что сразу становилось понятно – перед вами жулик первого разряда. Но какой жулик! Человек, способный обмануть аристократов старым как мир трюком, прикинувшись не кем иным, как графом Калиостро, тайно вернувшимся в Россию. А уж: его вечная присказка «я лишь исправляю ошибки Фортуны» чего стоит! Но сегодня он даже не улыбался, хотя это было свойственно ему в самых сложных ситуациях. Вот только назвать таковой нашу было бы попросту смешно.
– Мы впутались в весьма некрасивую историю, – заявил аристократичный и мрачный Шуленин, – еще немного, и до нас доберутся.
– А кто именно доберется, – обыкновенная веселость изменила и Анненскому, который то и дело проводил нервным жестом по пшеничным усам, которыми гордился бы любой прусский юнкер, – те или эти?
– Кто бы ни добрался, нам несдобровать, – отмахнулся Шуленин. – Живыми мы доставим слишком много хлопот.
– Значит, пришла пора разбегаться, – вздохнул Анненский. – Предпочту не знать, куда отправитесь вы, господа, и вам ничего не скажу, – он помолчал секунду, а после задал мне вопрос: – Но какого дьявола вам понадобилось оставлять ту розу на теле? Я понимаю, визитная карточка и все в этом духе, ты бы никогда не получал столько за контракты без этого, но в этот-то раз можно было воздержаться. Твое тщеславие нам слишком дорого обошлось.
– Это было условием нашего общего нанимателя, – пожал плечами я, снова про себя подивившись тому, как почти незнакомо звучит мой голос, интонации совсем другие. – Да и не знал я, пока нас Шуленин не собрал вместе, во что именно ввязаться угораздило.
– Значит, пора и вправду позабыть имена друг друга и отправиться куда подальше, – кивнул Шуленин. – С вами приятно было работать, друзья, желаю вам удачи, чтобы не добрались ни те ни эти.
– Барин! – раздался крик пожилого человека. – Едут сюда!
Мы обернулись на голос, у окна дома стоял пожилой дядька, воспитатель Анненского, продолжающий присматривать за своим великовозрастным дитятей, он указывал на улицу. С высокого второго этажа гостиницы нам было отлично видно съезжающиеся к главному входу черные кареты, запряженные вороными. Лишь одно весьма солидное заведение имело привычку отправлять по городу такие вот экипажи.
– Приплыли, господа, – резюмировал Анненский. – Нестор, тащи сюда оружье, прорываться будем. С музыкой.
Да уж, с музыкой – это уж точно, подумал тогда я, а ладонь словно сама собой нащупала рукоять сабли.
Из сна меня выдернул поток света, ударивший в глаза. Я резко выпрямился на лавке, пальцы сами собой нашли чехол с секачом.
