выбор в этом деле на вас. К тому же вы отправляетесь далеко не в самое приятное путешествие, можете считать его опалой или немилостью с нашей стороны.
– Перед тем как я отправился в Лондиниум, вы обещали мне приоткрыть завесу тайны моего прошлого, – решил я напомнить хозяину кабинета, – и вы ничего не говорили тогда о бумагах доктора Моро.
– Вы еще имеете наглость напоминать мне об обещаниях? – рассмеялся тот. – Вы не принесли ровным счетом никакой прибыли и рассчитываете получить от нас что-либо? Это уже верх наглости, граф, ей-богу, не ожидал от вас ничего подобного.
Сказать, что сорвался, было бы ложью или, по крайней мере, сильным преувеличением. В тот момент отлично осознавал, что делаю, и понимал, что руководит мной гнев. Я стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и, прежде чем хозяин кабинета успел хотя бы поднять руку, чтобы защититься от меня, схватил его за грудки. Легким ударом впечатал его в стену, все крепче сдавливая в пальцах лацканы пиджака.
– Вы уже трижды давали мне слово, – прохрипел я прямо в лицо хозяину кабинета. – В этот раз сказали, что откроете мне хотя бы часть информации вне зависимости от результата. Считали, что я живым не выберусь из Лондиниума? А вот хрен вам! Я жив и из Бухары вернусь. Уж будьте покойны на сей счет.
Дверь за моей спиной распахнулась – я почуял, как в кабинет врывается ливрейный слуга.
– Когда вернусь из Бухары, – произнес я, отпуская хозяина кабинета, – то получу от вас все ответы. Уж будьте покойны на сей счет.
Не знаю, откуда ко мне пристала эта присказка.
Я обернулся вовремя, как раз когда ливрейный слуга подбегал ко мне. Он действовал стремительно – обманный финт правой и почти следом быстрый выпад, кулак целил мне в печень. Такой удар вполне мог оказаться смертельным. Я переступил с ноги на ногу, словно в танце, и пинком отправил в короткий полет один из массивных стульев. Ливрейный с ловкостью, казалось бы недоступной человеку такого телосложения, перепрыгнул его и обрушился на меня всем весом. Он попытался нанести удары обеими руками одновременно слева и справа. Я пригнулся и ухватил его за ливрею. Теперь осталось лишь помочь детине самому впечататься в стену буквально в аршине от хозяина кабинета. Каким образом он сумел, подобно змее, извернуться всем телом и даже удержаться на ногах, я просто не представлял. Лишь чудом мне удалось уйти от его ответного удара. Я лихо перескочил через массивный стол, опрокинув на пол еще один стул. Детина ринулся на меня, секунда – и он твердо стоит обеими ногами на том самом столе и готовится к новому прыжку на меня. Я отпрыгнул назад и врезал по столу ногой. Каким бы массивным он ни был, но сильно пошатнулся от моего удара. Детина удержался на нем, однако прыгать не рискнул.
– Довольно! – громогласно гаркнул хозяин кабинета, я не ожидал, что он умеет не только говорить непривычным приглушенным тоном, но и кричать. – Прекратите! Слезай со стола, – уже тише бросил он детине в ливрее. – А вы, граф, убирайтесь вон. Вернетесь из Бухары, и мы поговорим о вашем прошлом. Но теперь прощайте, я вас более не задерживаю.
– Честь имею, – щелкнул я на военный манер каблуками.
Не знаю уж, из-за чего именно, но в ту ночь по возвращении моем из особняка на Николо-Песковской мне приснился сон о сражении. Виновато ли в том мое поведение в кабинете с плотными шторами и притушенными газовыми светильниками на стенах или просто так сложилось, точно я сказать, как всегда, не могу. Никакой ясности, если речь заходит о моих крымских снах, нет и в помине.
Я только закрыл глаза в гостинице, заснув, едва голова коснулась подушки, и тут же перенесся на несколько лет назад. Снова шагаю на правом фланге моего батальона, точно знаю, что за нашими спинами ребята Толстого тащат свои баллисты и скорострельные скорпионы, и с тревогой жду, когда же враг откроет по нам огонь.
Дождался – и куда скорее, чем хотелось бы!
Первое ядро из вражеской баллисты ударило в землю с сильным недолетом. Оно подскочило пару раз и подкатилось почти под ноги первым из моих егерей. К чести их, никто с шага не сбился.
– Арбалеты! – крикнул я, чтобы подбодрить солдат. С оружием в руках, как известно, мужчина чувствует себя намного уверенней. – Молодцами у меня!
Первое ядро было пристрелочным. За ним полетело второе и почти сразу третье. Вражеские баллистарии строили «треугольник ошибок», о котором рассказал мне перед битвой граф Толстой. Быть может, сардинцы и не были искусны в обращении с осадными машинами, но их позиция на Гасфортовых высотах все же очень сильна. Наши наступающие войска у их баллистариев как на ладони. Я отлично понимал это и готовился к худшему – ведь всегда лучше разочароваться в пессимистичных ожиданиях.
Баллистарии построили-таки чертов треугольник – чугунные ядра посыпались нам на голову настоящим дождем. Однако целили сардинцы все больше в орудия, движущиеся у нас за спиной. Увернуться от летящего сверху ядра для моих егерей особого труда не
