снова склоняется над ней…
Его позвал голос, разбудил. Вроде бы похожий на голос Джона, но Сорен не хотел ему подчиняться. Пробуждение означало воспоминание. Воспоминание о том, что они сделали с его любовью, его бледной идеальной возлюбленной, которая хотела только одного: быть желанной.
Но мысль о ней, о том, что с ней сделали, прогнала сон. И вообще, как он смог уснуть? Он хотел вырубиться, когда они мучили ее, хотел умереть, но ни то ни другое не приходило к нему. Так как же он смог уснуть после того, что они с ней сделали прямо в его камере, после того как он видел брызги ее крови, медленно фонтанирующие в воздухе?..
Ни на полу, ни на стенах он не увидел крови.
Смирительная рубашка и цепь тоже исчезли.
На его руках не было синяков. Ногти, до крови врезавшиеся в ладони, не оставили следов.
И в этот момент он понял истину. Его провели. Они ничего не сделали с Самантой. Все это происходило только в его голове, в виртуальном аду, созданном Купером. Чувство облегчения нахлынуло на него, как теплая вода. Саманта жива и здорова. Ее не уничтожили, она не страдала, ее вообще здесь не было. Он видел всего лишь компьютерную программу, конструкт вроде того римского хора. В реальности ничего не случилось…
…кроме его предательства по отношению к Джону.
Тепло превратилось в режущий лед. Он предал своего старейшего друга. Человека, который мальчишкой спас его в Хоксдаунской академии, который принес ему единственное облегчение в жизни, который навещал его, когда не мог никто другой, который помогал ему, когда никто другой не хотел. А Сорен подвел его.
Не подвел. Предал.
Джон невероятным образом снова заговорил в его камере.
«Сорендругмой», – сказал он.
«Приготовьсяосвободиться», – сказал он.
И еще: «Найдимоепослание».
Он поднялся со стальной кушетки. Ни следа его друга. Конечно. Система громкоговорителей, что-то вроде интеркома. Вероятно, Джон внедрился в нее. Кто-то из его хакеров. У движения повсюду имелись кроты, даже в организации Эпштейна.
Сорен потянулся. Пощелкал пальцами. Мгновение спустя дверь его клетки распахнулась сама по себе.
Помещение за его камерой представляло собой восьмигранник с дверями в каждой из граней, множество мониторов. На стуле сидел палач. Рикард в шоке открыл рот и начал подниматься. Медленно. Очень медленно.
Сорен стремительно пересек комнату, нервным рубящим движением нанес удар одной рукой, вернув мучителя на стул.
У горла палача был сладковатый вкус, когда Сорен сомкнул на нем зубы и разорвал.
Кровь хлынула ему на лицо. Он почувствовал губами привкус меди, когда вгрызся в живую плоть Рикарда и принялся рвать ее через проделанную только что рану.
Этого было мало.
Мало палача. Мало охранников снаружи. Ему всех будет мало. Обрушить мир – это только цветочки.
Сорен сидел на скамейке и дрожал. Смотрел на руки – на них спеклась кровь.
– Вам плохо? – спросила оказавшаяся перед ним девочка-подросток с винтовкой.
На плечах у нее висел рюкзак. Ее лицо перекосила гримаса, губы сочувственно искривились. Сорен поднялся, обхватил ее голову руками и свернул ей шею. Тело девочки мгновенно обмякло. Как она хрупка – жизнь. Ее можно забрать почти одним усилием воли.
И только тогда он вспомнил слова Джона: «Найди мое послание».
Он задумался на десять своих секунд. Потом перевернул тело, порылся в рюкзаке. Вода, фонарик, куртка, охотничий нож, планшетник. Да. Он поднял девочку на скамью, ее тело оказалось тяжелым и пахло мочой. Сел рядом с ней, позволил ее голове упасть ему на плечо, ее большим пальцем активировал планшетник.
Послание оказалось в специальном почтовом ящике, открытом много лет назад и ни разу не использовавшемся. Несколько файлов и видео.
На экране появилось лицо Джона.
«Мойдруг. Извинизаклише, ноеслитывидишьэто, значитямертв».
Всхлип родился в груди Сорена. Перед ним мелькнула улыбка Джона в мальчишестве. Его обаяние, его улыбка были оружием, которым он пользовался против врагов. Но для друзей улыбка Джона была истинным и драгоценным даром, и Сорен гордился, когда
