неосознанно сжимая проклятую железяку в руках, а Дариан едва уловимо нахмурился. В уголках его глаз собрались заметные морщинки, и Риган снова задумался о том, что тот постарел. Если такое возможно, разумеется. Он украдкой посмотрел на картину — на ней бушевал шторм.
— Пусть мисс Аверс вас больше не волнует. — Древний проследил его взгляд, поднялся и подошел ближе. — Эта картина символизирует Разлом. Точнее, то, что произошло с нашим миром, когда он был открыт.
— Который из вариантов?
— Оба.
Какое-то время Дариан молча смотрел на него, и впервые в жизни Ригану не хотелось отвести взгляд. Пустота, которая застыла в ярко-синей глубине, больше не путала. Так смотрят уставшие, выпитые до дна люди, искра жизни которых держится на невесть каком топливе.
— Когда его закрыли, существа в ловушке оказались отрезаны от своего мира. Они ослаблены и медленно умирают. Через пару лет в Город сможет пройти любой.
— Но не сейчас, — уточнил Риган.
Дариан любил говорить загадками, правда, Ригану было не до викторин. Голова полыхала и не разлетелась, как переспелый арбуз, лишь чудом. Соседство с паразитом — верная смерть. Что будет, если оставленные гнить в заточении существа запрыгнут в человека, даже представлять не хотелось.
— Создать измененных было нелегко. — Древний прошелся по кабинету и тяжело оперся о стену. — Многие умирали, но чаще — сходили с ума. Прошло несколько тысяч лет, прежде чем у меня получилось.
— Погодите… — Голова шла кругом, но теперь уже от осенившей его догадки. — То есть вы замесили расу измененных… гм, нас — на основе живучей иномирной дряни?
— Да.
— Получается, что у любого измененного теперь своеобразный иммунитет к этой заразе?
— В отличие от обычного человека у вас есть возможность выжить.
От таких новостей не сиделось на месте. Риган даже не мечтал, что когда-нибудь узнает об истоках создания измененных, не говоря уже о такой откровенности.
— Это просто теория? Или кто-то прошел через это?
— Когда мы закрывали Разлом, не обошлось без жертв. Один из нас по доброй воле принял последний удар на себя.
Он сам не знал, что поразило его больше — то, что Древний сказал: «Мы», или то, как он об этом говорил. Как будто испытывал немыслимую боль.
— Он до сих пор жив? — уточнил Риган.
— Вы с ним знакомы. Сильвен. А сейчас прошу меня извинить.
После ухода Дариана воцарилась тишина. Только сейчас Риган осознал, что он сжимает в руках. Это не просто ключ к возвращению Агнессы, к знаниям Древности и источнику месторождения металла, который необходим Новой Полиции. Это память тех, кто навсегда остался у закрытого Разлома. Жизни тех, кто открыл или откроет для себя новый мир в самое ближайшее время. Он облажался по-крупному, но Дариан снова отдал ему то, что берег как зеницу ока тысячи лет.
Перед тем как выйти, Риган бросил быстрый взгляд на картину. Ему показалось, что в кровавых прожилках цветка проступает лицо Милы: резкий ненавидящий взгляд, высокие скулы, оскал, а не улыбка. Именно сейчас он отчетливо понял, на кого она похожа. Так же на него смотрели под Ираклионом: жестко, неприязненно, зло — за несколько минут до того, как отправить в пыточную. Мила Аверс до жути напоминала Тома Дюпона.
Глава 19,
в которой Агнесса понимает,
что дружба и служба — вещи несовместимые
На востоке посветлело, а она так и не сомкнула глаз. Напряжение грозило свести с ума, и Агнесса взяла книгу, чтобы отвлечься. Смысл прочитанного ускользал, приходилось листать страницы назад и вглядываться в строчки снова и снова. Увы, мысли были заняты другим. Вчера после обеда Агнесса в шутку спросила у Сэма, когда ее ждет экзамен, и здорово переполошила всех.
