оккупированной земле.
Пять минут попеременного трезвона и стука поставили точку в его терпении. Не поднимаясь с дивана, Риган швырнул в дверь ботинок и попал в подвесной шкафчик для ключей. Вместе с ним с грохотом обрушилось настенное бра. Риган не пошевелился, но тут снова засвиристела настойчивая трель звонка. Он выругался и решил высунуться как есть, без маски. Какое-никакое, а развлечение. Глядишь, назойливая старушенция наконец оставит свои попытки.
Исполненный мрачной решимости, Риган прошагал к двери, рывком распахнул ее и оказался лицом к лицу с Джонатаном. Хартстридж не изменился в лице и не сиганул на лестничный проем, увидев его. Впрочем, на веку дворецкого Эванс-Холла случалось много всего, чтобы так просто испугаться полупрозрачной кожи с внутренней подсветкой.
— Что надо? — процедил Риган. Вышло зловеще.
— Сэр, могу я войти?
— Нет!
Хартстридж ловко подставил носок ботинка, на удивление шустро перехватил дверь и проскользнул внутрь.
— Сэр, у вас тут хлев.
— Просто слегка не убрано.
Риган услышал смачный хруст и понял, что наступил на коробку из-под пиццы. Судя по звуку, в ней еще что-то осталось.
— Слегка?
В безукоризненном костюме и светло-сером пальто, с аккуратно зачесанными назад волосами, в его квартире Джонатан смотрелся как пришелец из нашего мира на картинах Сальвадора Дали. Видеть Хартстриджа и слышать его безупречный выговор было приятно.
Риган продал Эванс-Холл потому, что особняк казался ему одной из иллюзий. Заново отстроив родовое гнездо, он нацепил на себя гирю, которая тянула на дно. Поместье, Ньюкасл, клеймо человека второго сорта — все растаяло в дымке прошлого, когда он подписал бумаги на продажу. Но Джонатан остался в настоящем, и это грело душу. Или что там сейчас толклось на ее месте.
— Не так давно ко мне приходила Агнесса Уварова.
Риган мысленно выругался. Наверняка Клотильда подсказала Хартстриджу о его временном обиталище, и вот пожалуйста.
— Сговорились вы все, что ли?
— Так вот, она очень просила…
— Я уже слышал эту душещипательную историю. Можешь избавить меня от подробностей?
— Мне нужна работа, — сказал он, внимательно глядя Ригану в глаза.
— На то, что ты уже заработал, можно жить лет пятьсот! Не особо скромничая.
— Я трудоголик, сэр.
— В старой доброй Англии мало рабочих мест? Перебирайся в Шотландию!
— Я люблю постоянство.
— Могу одолжить свою рубашку или носки. Но только на первое время.
— И мизантроп к тому же. У меня плохо получается ладить с новыми людьми.
— А я-то тут при чем?
— Если у вас все срастется, я мог бы работать в вашем новом доме.
— И думать забудь… — Под пристальным взглядом Джонатана он все понял и задохнулся от ярости. — Ты что, привез ее сюда?!
Ярость?! Он опешил — сначала от нахлынувших чувств, от непривычно яркой вспышки, ворвавшейся в размеренно раскачивающийся маятник пустоты, а следом — от осознания, что Агнесса здесь. Она совсем рядом.
— Сэр, — Хартстридж перешагнул через валяющуюся на полу рубашку, хотел сесть на диван, но заметил там крошки и передумал, — я бы не потащился в Париж абы ради кого.
— На что это ты намекаешь? — хмуро поинтересовался Риган. Он уже понял, что встречи с Агнессой не избежать, оставалось только смириться с этим. И с тем, что под толщей льда безучастности по-прежнему жива надежда.
Вместо ответа Джонатан пожал плечами, а Риган отправился переодеваться. По большей части его гардероб теперь состоял из жуткой и мрачной одежды. Воротники под горло, длинные рукава и, разумеется, никаких фривольно расстегнутых пуговиц на рубашках. Чем меньше приходилось прятать при помощи иллюзии, тем лучше. Спустя минут десять — непозволительно долгий срок — Риган вышел в гостиную.
Джонатан отдернул шторы и стоял у открытого окна. Увидев Ригана, Хартстридж только покачал головой.
