маленькой. Если я смогу пережить разные по размеру макароны, значит, приступа у меня нет.
– Спагетти – это прекрасно. Сорвать в огороде пару помидор?
– Было бы неплохо.
– Сейчас вернусь.
Я вышла из кухни, босые ноги слегка пощипывало от хлорки, поцеловала Рейчел в щеку и отправилась к задней двери. Пол чист. Плесени нет. День чудесный, а вечер обещает быть просто великолепным.
Спагетти у Рейчел, как всегда, были бесподобны. Природный талант к приготовлению соусов позволял ей смешивать ингредиенты таким образом, что это казалось мне настоящей магией. Я могла работать в лаборатории со сложными растворами, синтезировать невероятные вещи, а попросите меня зажарить индейку, и я пропала. Даже Никки, которая бесконечно стенала по поводу контроля за весом, хотя и была совсем худышкой, съела полторы порции.
Если бы все шло по плану, на десерт был бы фруктовый пирог, так что ввиду отсутствия фруктов мы съели по мороженому – я персиковый сорбет, а Рейчел и Никки по кофейному с вафельной крошкой. За десертом мы поболтали о том, о сем. Как всегда, Никки предпочитала рассказы Рейчел о живописи, а стоило мне попытаться поведать что-нибудь из лабораторной жизни, она тут же перебивала меня школьными историями. Чтобы не обижаться, я втихомолку стащила половину ее мороженого. О работе Рейчел и правда было слушать интереснее – она делала то, что сразу же можно увидеть и потрогать, а не учиться для этого годами. Я и сама предпочитала слушать ее.
В общем, вечер оказался мирным. Нет, не так. Едва я отбросила прочь беспокойство, которое ныло под ложечкой, стоило мне вспомнить о серой плесени в кухне, как вечер стал просто идеальным. Я готова была бы продолжать его снова и снова до конца дней. Еще сто таких вечеров, и можно умирать счастливой.
В этом и беда идеальных вечеров: вы можете прожить их лишь единожды.
На завтра мне нужно было на работу, а Никки в школу, так что мы с ней отправились в постель около десяти. Рейчел присоединилась ко мне через час или около того. Я проснулась, когда она поцеловала меня в шею – губы практически обожгли мою кожу. Рейчел прижалась ко мне, и мы погрузились в страну грез, где тепло и безопасно и где ничто не могло причинить нам вред или изменить наш идеальный мирок.
Проснулась я оттого, что Рейчел снова и снова шепотом произносила мое имя.
– Меган… – Голос ее был неестественно напряжен. – Меган, пожалуйста, проснись. Мне нужно, чтобы ты проснулась.
В последнем слове прозвучала такая паника, что я мгновенно из царства снов перенеслась в нашу спальню. В воздухе стоял странный пыльный запах – так пахнут вещи, надолго оставленные в наглухо запертой комнате.
– Рейчел? – Я выпрямилась, нащупывая лампу у изголовья. Свет должен помочь – чудовища не появляются при свете.
– Нет! Не включай! – Разбудившая меня паника зазвучала в ее голосе еще сильнее. – Меган, я… тебе нужно взять Никки и быстро идти к соседям. Оттуда вызови парамедиков… только не включай свет!
– Что? – воскликнула я в темноте. Рейчел сидела на дальнем краю кровати, я видела ее силуэт в свете, просачивающемся под дверь ванной. – Милая, что случилось? Ты поранилась? Позволь, я взгляну.
– О нет! – Она рассмеялась, но панические нотки не уходили. Они пробивались сквозь смех, отравляя его. Сердце мое на мгновение притормозило, а потом пустилось вскачь. – Тебе не нужно это видеть, Меган. Тебе не нужно это видеть, и я не хочу, чтобы ты это видела. Пожалуйста, забери Никки и уходите!
– И не подумаю! Милая, да что стряслось?
И тут, спаси меня Господь, я включила свет.
На Рейчел была ее любимая ночная рубашка – голубой шелк и кружевные цветы на вороте. Она сидела ко мне спиной, волосы распущены, скрывая лицо. Пока я смотрел на нее, Рейчел вздохнула так глубоко, что казалось, из нее вышел весь воздух, так что позвоночник натянул кожу.
– Я знала, что ты все равно включишь свет, – проговорила она и повернулась ко мне.
Я не вскрикнула и не отпрянула. Хотелось бы мне сейчас сказать, что я заставила себя не делать этого, но правда в том, что я была настолько потрясена, что могла лишь молча смотреть на бледно-серую варежку, которую Рейчел зачем-то натянула на руку, и на клочок серого мха, приклеенный к уголку левого глаза. Тут она моргнула, прядки плесени, приклеенные к ресницам, колыхнулись, и подо мной словно обломилась ветка. Я даже не поняла как, но в ту же секунду уже стояла спиной к стене в самом дальнем углу спальни.
Теперь я поняла природу сухого, пыльного запаха. Это не была старая газета или забытая библиотечная книга. Это плесень,