собаки.
– Перестань употреблять это название.
– Извини, я машинально: привычка из библейской школы. Скоро совещание в главном офисе, ты в курсе? – Она взглянула на изящные наручные часы и выразительно кивнула на мой полный стакан.
– В курсе, в курсе. Допиваю.
Я залпом осушила стакан.
Главный офис располагался на складе в районе Ред-Хук. Двадцать тысяч квадратных футов бетона, высоченные потолки с широкими зазорами и, как следствие, отвратительная акустика. Здесь проходили совещания Группы коррекции Бруклинского подразделения, на которых начальство оглашало цифры и оценивало наши результаты. Ну и, конечно, толкало речи о важности нашей работы по обеспечению плавного и безболезненного перехода к концу света.
На одной стене висела доска, исписанная лозунгами и показателями эффективности. На противоположной – часы с обратным отсчетом времени.
Подразделение насчитывало несколько тысяч человек. Зал был до отказа набит сопящими, галдящими и потеющими корректорами. Все по очереди смотрели то на сцену, то на часы, которые наглядно демонстрировали, что начинаем мы с большим опозданием.
Наконец совещание объявили открытым.
– Показатели падают! – заорал шеф. Нервничал он не зря: неэффективные руководители рано или поздно оказывались не с той стороны бластера. – Мы отстаем от Манхеттена, отстаем от Квинса. Продолжать?
В зале поднялся недовольный гул.
– Это никого не волнует! Отныне оправдания не принимаются, – рявкнул шеф. – Мы почти у цели. Еще три дня – и мы в раю. Семь юных девственниц, облака, арфы, бесплатное пиво, золотые унитазы или о чем там вы мечтаете – все будет! Главное – повысить эти клятые показатели! Итак, теперь мы будем отчитываться каждый час. Если к началу каждого часа у вас не будет ни одной коррекции, готовьтесь к серьезному разговору. Три дня, – продолжал он. – Несчастных три дня, и все будет позади. А теперь по домам – передохнуть перед финальным рывком. Завтра жду отчетов ровно в девять утра.
Мы с Сарой прошлись до метро вместе.
– Зайдешь чего-нибудь выпить? – спросила я. – Похоже, стаканчик тебе не помешает. Мне так уж точно.
– Спасибо, – вздохнула она. – Не стоит мне пить. Хочу поспать немного. Увидимся завтра?
– Конечно, как скажешь. Увидимся.
В ту ночь я не сомкнула глаз – все думала о Саре. Столько лет я держала свои чувства в узде и вдруг влипла по уши. И, как назло, времени оставалось в обрез.
Обычно пришельцев называли Странниками, а мне они представлялись подростками из «Клуба Микки-Мауса» – за то, что выбирали в качестве рупоров знаменитостей-однодневок. От их имени говорили дети-актеры и звезды реалити-шоу, одинаково смазливые и безликие: идеальные оболочки для ретрансляции чужих мыслей.
Вероятно, какие-то физиологические особенности пришельцев могли вызывать у людей омерзение. Лично я ни одного не встречала, зато историй наслушалась самых невероятных. Если подытожить все слухи, пришельцы походили не то на чешуйчатых морских коньков, не то на жирных рогатых жаб.
Но никто не видел их в телесном воплощении, по крайней мере, по телевизору. Пришельцы как будто специально окружили себя ореолом таинственности. Их технологии мы даже приблизительно не могли осмыслить. Универсальный переводчик, бластер, космический корабль, эмпатические мысленные связи. Словом, инопланетные гости держали дистанцию и не желали общаться напрямую. И пусть даже все эти актеры чувствовали себя не в своей тарелке без закадрового смеха, свою функцию они выполняли безупречно.
Разумеется, правительство развернуло полномасштабную пропаганду. Только вместо Садов Победы центральной темой стали гражданские патрули.
И, конечно, корректоры.
Наутро я проснулась с темными кругами под глазами: всю ночь проворочалась в постели, одержимая фантазиями о Саре Грейс, и ломала голову над тем, как быть дальше. Так и не придумала.
Я приняла душ, кое-как привела себя в божеский вид и направилась в кафе поблизости, где мы с Сарой обычно завтракали. Клиентов в последнее время поубавилось, так что обслуживали тут быстро, а нам и вовсе подавали горячие вафли бесплатно.
Сара опаздывала. Наверное, у нее тоже была непростая ночь.
