наконец, что-то и вцепившись в него, она уже не отпустит. Питбуль долбаный. Со своим монстром-грузовиком она составляла идеальную пару. Хрен ты нас остановишь.
– Надеюсь, это не очередной ныряльщик? – поинтересовалась Люси вместо приветствия.
– А как по-твоему?
– По-моему, мне после твоего звонка пришлось переть через весь город, одной солярки сколько ушло!
Девчонка напускала на себя независимый вид, однако глаза ее уже перебегали от одной детали к другой. Тимо еще рта открыть не успел, а она уже схватила идею. Новичок она в Финиксе или нет, но глаз у нее тоже острый. Она видела все не хуже Тимо.
– Техасец? – сразу спросила она.
– Да ну? – ухмыльнулся Тимо.
– В любом случае, он из «счастливых бродяжек». Не знаю, кого еще кроме техасцев можно туда затащить. – Присев перед мертвецом на корточки, она всматривалась в то, что осталось от лица. Потом вытянула руку и легонько дотронулась до пластмассовых бусин, впившихся в распухшую шею. – Я про «бродяжек» репортаж делала. Духовное окормление беженцев прямо в дороге. – Люси вздохнула. – Они раскупают эти четки и потом молятся, как одержимые.
– Рыдая, трясясь и раскаиваясь во всех грехах?
– Ты тоже бывал у них на службах?
– Каждый хоть раз, да делал репортаж о «бродяжках», – пожал плечами Тимо. – Меня как-то попросили снять их старый шатер для проповедей в Нью-Мексико, рядом с Карлсбадом. Там все вокруг кустарником поросло, проповедник сам не справлялся, надеялся привлечь добровольцев.
Вряд ли он скоро забудет ту картину. Горячий воздух продувал шатер насквозь, брезент надувался и громко хлопал. А внутри – беженцы, покрытые дорожной пылью, раскачивались, стонали и непрерывно перебирали четки. Вопрошая своего Бога, какие еще от них потребуются жертвы ради того, чтобы вернуть прежние дни, времена высоких цен на нефть и роскошных городов наподобие Хьюстона или Остина. Когда ураганы еще не достигали шестой категории, а Великая Засуха не иссушила целые штаты.
Люси снова провела пальцами по впившимся в шею четкам:
– Его задушили.
– Похоже на то.
Тимо легко мог представить себе, как покойный зарабатывал свои четки, бусину за бусиной. Каждая была частицей любви к нему Господа, причем такой, которую можно взять с собой. Тимо представил его на коленях в пыли: лицо в слезах, а рот выплевывает слова благодарности – за то, что он еще жив, и за четки, те самые, что впились сейчас в распухшую шею, которая уже начала чернеть. Как если бы парень хотел изобразить негра, да карнавал не задался. И вообще, стоило столько молиться и каяться, чтобы оказаться на этом заборе?
– Что у него с рукой? – поинтересовалась Люси.
– Собаки успели раньше меня.
– Ох, черт!
– Если хочешь фото получше, можно пока отойти в сторонку. Собаки вернутся, и можно будет снять, как они рвут его на части, если их не спугнуть…
Люси недовольно поморщилась, и Тимо торопливо переменил тему:
– В любом случае хорошо, что ты на него посмотрела. Снимки и так должны были получиться, но главное – история. Такой ни у кого не было.
Люси выпрямилась.
– Тимо, здесь нечего раскручивать. История очень прискорбная, но в ней нет ничего нового. Всем наплевать на техасца, который преодолел тысячу миль пустыни только для того, чтобы быть вздернутым в назидание другим. Это грустно, но любому известно, насколько все терпеть не могут техасцев. «Киндл пост» делала огромный репортаж о линчеваниях.
– Блин, – вздохнул Тимо, – на секунду покажется, что у тебя начал варить котелок, и тут же выясняется, какая ты еще все-таки зеленая.
– Да пошел ты!
– Слушай, я ведь не шучу. Подойди сюда. И взгляни повнимательней. Я же знаю, глаз у тебя острый. Не заставляй меня думать, что я напрасно трачу на тебя время.
Тимо присел на корточки рядом с мертвецом, поднял руки, словно отмечая границы кадра.
– Наш техасец тащился миллион километров по выжженной пустыне, и наконец его вынесло вот сюда. Может, он решил, что в
