на ковровой дорожке.
– Что ж, увидимся, когда все окажемся уже там! – произносит, наконец, мисс Сент-Клэр.
На крохотную долю секунды, на каких-то полполмгновенья в мозгу Аннабел вспыхивает мысль – что если спросить: «А вдруг это ошибка, ужасная ошибка? Вдруг мы все просто чокнулись? Неужели вам никогда не приходило в голову?»
Конечно, ничего подобного она не говорит, а продолжает улыбаться. Женщина из Центра убирает планшет в сумку и уходит. Аннабел заходит внутрь, прислоняется к двери и стоит так с закрытыми глазами, чувствуя, как пылают щеки, пока с лестницы не доносятся шаги мужа.
Кстати, нет – разумеется, нет, ни в коем случае. Мэри Сент-Клэр из Опросного Центра никогда даже на миг не приходило в голову, что это все может быть кошмарной ошибкой. Даже близко таких мыслей не возникало. Мэри всегда, с самого рождения предана Плану и горячо поддерживает его. Все ее существо полно горячей, без малейших сомнений, веры в его правильность, верность и полную, абсолютную непогрешимость. Впрочем, то же чувствует к нему и большинство других людей. Официально – вообще все до одного.
Мисс Сент-Клэр занимается своими обязанностями уже семь лет – с самого появления Центра. На самом деле таких Центров девять, по одному в каждом жилом секторе; все они подчиняются десятому, главному. Организационная диаграмма висит у Мэри в кабинете, еще одна – дома, в Здании 49. Иногда перед сном девушка мечтательно водит пальчиком по линиям, соединяющим кружочки.
Но сегодня еще предстоит много дел. Поспать не придется – не придется уже никогда. Поправив ленту через плечо и чувствуя приятную тяжесть планшета в сумочке, Мэри целеустремленно и радостно шагает по коридору к следующей двери.
«ТЫ ТРУДИШЬСЯ ВО ИМЯ МОЕ В ЭТОМ МИРЕ», – звучит в голове голос Бога, вплетаясь в собственные мысли, ярко горя на их фоне, словно золотое полотнище между церковными колоннами. – «ТЫ СЛУЖИШЬ ПРЕДНАЧЕРТАНИЮ МОЕМУ И ТОРИШЬ МНЕ ПУТЬ».
– Я знаю! – отвечает Мэри вслух. – Я люблю тебя!
«ТЫ ГЛАС МОЙ И ПОДМОГА МНЕ».
– Знаю!
На часах четверть седьмого. Мисс Сент-Клэр стучится в следующую по коридору дверь – точно по расписанию. Завтра первое мая. Еще немного, и свершится! Просто не верится!
– Я тут… подумал… – медленно произносит Кеннет.
Он сидит за столом, опершись подбородком на ладонь. Аннабел в кухонной зоне стоит перед огромным куском мяса и аккуратно нарезает его на ломтики. Она знает, что сейчас скажет муж, знает, о чем он тревожится. Как же ей надоела эта нерешительность! Прекратив свое занятие, она опускает электрический нож и оборачивается.
– О чем?
– Подумал… может… может, мы все-таки делаем ошибку?
– Ничего подобного.
Кеннет вздыхает и опускает глаза на гладкую столешницу. Аннабел снова нажимает кнопку, и гудение наполняет комнату. Тонкие пластинки сырой убоины сворачиваются и отпадают от куска. Под кухонным столом, вся съежившись, прижав колени к груди, сидит четырнадцатилетняя девочка-подросток с большими черными глазами и вороньим гнездом непослушных темных волос. Ее бьет дрожь. Аннабел продолжает резать мясо, под грудой уже разделанного растекается красная лужа. Кеннет тревожно молчит, хрустя костяшками пальцев, но уже слишком поздно что-то менять. Решение принято, все.
«ПОСТАВЬ ЕЕ ПРЕДО МНОЙ», – пульсирует в голове Аннабел отчетливый шепот. – «ПОСТАВЬ ЕЕ ПРЕДО МНОЙ».
Кеннет не унимается.
– Боюсь, мы совершаем большую ошибку, – тихо, но настойчиво повторяет он. – Это обман. Страшный обман. Еще не поздно, Анна. Еще не поздно сделать все как положено.
– «Как положено»?!
Эвфемизм мужа выводит Аннабел из себя. Она порывисто оборачивается, все еще с гудящим ножом в руках.
– То есть, отвести ее в Центр и сказать им, что она не слышит зова, это ты имеешь в виду?! Оставить ее здесь, бросить на произвол судьбы? Нашу единственную дочь? Самим отправиться завтра к Свету, а она пусть остается гнить здесь? – Оскалив зубы, Аннабел яростно тычет в сторону мужа ножом. – Это ты предлагаешь?!
Кеннет, отодвинув стул, встает.
– Богословы говорят, что…
