куры произошли от динозавров, надо использовать куриные кости для производства сырой нефти. Нет, я не прикалываюсь.
– Нет, ты прикалываешься.
– Нет. Вот так вот. Вот чем я занимаюсь – проектом “Куриное топливо” для Милл-Ота.
– А это вообще возможно?
– Нет, конечно. Нефть образовалась в первую очередь не из динозавров, а из водорослей и зоопланктона. И потом их надо расщеплять миллионы лет под сверхвысоким давлением, при сверхвысоких температурах, в бескислородной среде, используя огромное количество энергии.
– Милл-От знает об этом?
– Конечно. Я говорила ему еще до того, как он меня нанял.
– Черт! Да он и впрямь влюблен в тебя.
– Это вряд ли.
– Тогда почему он тебя не увольняет?
– Он говорит, его не волнует, даст ли этот проект результат, ему нужно, чтобы у него в штате был человек, который может стать ведущим в мире экспертом по образованию нефти.
– Это разумно.
– Это безумно. Я не тот человек для такой работы. Образование нефти – самая высокооплачиваемая специализация в геологии уже сотню лет. Потому мы и знаем, где надо бурить. В мире десять тысяч специалистов, которые уже сейчас разбираются в этом лучше, чем когда-нибудь смогу разобраться я. Мне это даже не интересно. Я считаю, что нефть приносит миру одно только зло. Для меня вся техника – это лишь разные проявления паразита в организме человечества.
– А он – миллиардер-технарь. Я же говорю, это любовь.
Вайолет не обращает внимания и продолжает:
– Еще он говорит, что ему нравится иметь в штате нестандартно мыслящих исследователей, потому что ему как раз интересны рискованные проекты. Из-за чего я еще сильнее чувствую себя обманщицей. Сколько великих научных открытий было сделано одиночками, вне академической науки?
– Ну, не знаю… Пенициллин? Теория относительности?
– Ни то, ни другое не связано с технологиями. И то, и другое было открыто давным-давно. А техника развивается по экспоненте, потому что каждый новый шаг теоретически способен взаимодействовать с уже изобретенными технологиями. Даже в отдельно взятой нефтяной отрасли прошли те времена, когда одиночка мог уследить за всеми достижениями.
Она отпивает из фляжки и передает ее мне. Я тронут, как дурак.
– Так или иначе, – продолжает Вайолет, – исходная посылка ни к черту не годится: чистый экзотермический синтез нефти – это все равно что вечный двигатель. И даже если было бы
– Может, ему нужен человек с таким отношением к работе.
– Ты не понял. Нет никакой работы. Я ничего не делаю. Делать просто нечего. У меня какая-то нелепая не-работа, за которую мне все еще платят, возможно, лишь потому, что мой начальник либо запал на меня, либо чувствует вину за свое поведение полгода назад.
– Я думал, он самый скупой человек из ныне живущих.
– Не так уж дорого я ему обхожусь.
– Если он держит тебя на работе только оттого, что запал на тебя, кажется, он не слишком активен в этом направлении.
– Да уж, не слишком. Спасибо тебе, что подметил. Ладно, вообще-то суть не в этом.
– А в чем же?
– Не знаю. Наверное, в том, что мне не стоило наезжать на тебя за то, что ты… тот, кто ты есть. Доктор-телохранитель или как тебя назвать. Было чистым лицемерием вести себя так, будто я лучше. В смысле, будто я лучше тебя. Я ничем не лучше, это уж точно. Если на то пошло, я даже хуже. Мы оба просто работаем на Милл-Ота. И твоя работа на него гораздо менее постыдна, чем моя.
– Так вот в чем суть?
– Да.
– Вайолет, ты
– Нет.