Он никогда не верил, что студенческое движение чего-то добьется. Не зря же в кармане у каждого студента на Тяньаньмэнь – завещание. Место не фартовое. Там даже Дэн Сяопина однажды арестовали на демонстрации. Да черт подери, ведь эту площадь сделали при императоре Юнлэ[80]!

Однако этот номер “Народной” показывает, что все изменилось. Это не газета, а сплошная подборка таких вещей, о которых прежде опасно было даже слушать, не то что говорить вслух. Пластинка Рэя Линка на вертушке все еще крутится и щелкает, но Тену трудно сосредоточиться. Все равно, скорее всего, никому нет дела до нее.

Тен обнаружил эту радиостанцию год назад. Видимо, он оказался первым за десятки лет, кому хватило знаний электроники и желания заменить два ряда 810-х и 833-х радиоламп в передатчике RCA 1-K 1947 года выпуска. Музыку он крутит западную, но выбирает такие песни, чтобы цензоры померли со скуки. Или ни черта не поняли – нет, тексты вроде “Purple Haze” Хендрикса не имеют смысла даже в переводе на мандарин. Хотя Тену вообще-то нравится такая музыка, но только потому, что он привык к ней. У него нет причин думать, что она нравится кому-то еще. Не для того он поступил в Пекинский университет, чтобы стать мучеником рок-н-ролла.

Тен листает страницы газеты дальше. Видит заметки о поддержке движения за границей, в том числе в Европе и Америке. А вот материал о “салонах” 1987 года и дацзыбао 1978-го – рукописных плакатах с крупными иероглифами. Есть даже статья о предательстве принципа “Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ”, провозглашенного в 1957-м. Прямо-таки учебник по революции.

И все это никак не повернуть вспять. Хрен с ним, что там думают за границей, сам Китай пробудился и уже не уснет. И дело не в том, что у партийной верхушки в Пекине, оказывается, есть собственный водопровод с водой из самого Нефритового источника. И не в том, что детишки членов Партии в провинции Хэбэй катаются на роликах в пьяном виде. И даже не в том, что еще одна твоя бывшая одноклассница из Сяокяна исчезла, а ее родители отчаянно надеются, что через несколько дней она прихромает домой, побыв “в гостях” у местного партийного функционера. Самое главное, что все это теперь стало общеизвестным.

А значит, остановиться уже просто невозможно. Значит, нет никаких шансов, что, скажем, через сорок восемь часов Чжао Цзыян появится на площади Тяньаньмэнь собственной персоной, измученный и разбитый, и объявит со слезами на глазах, что протесты начались “слишком поздно” и что теперь все кончено. Невозможно, чтобы на следующее утро Партия ввела военное положение и запретила все газеты.

Невозможно, чтобы всего через неделю был объявлен запрет на демонстрации – отчего протестное движение лишь усилилось, а не ослабло, – а армия тайно ввела в центр города пятнадцать тысяч солдат в штатском, чтобы старики потом не ложились на асфальт перед танками. И чтобы в это время правительство при поддержке пекинской полиции запретило магазинам продавать студентам хоть что-то, что те могли бы использовать для перевязки ран.

И совершенно невозможно вообразить, что еще через девять дней волнений целых две дивизии Народно-освободительной армии устремятся в центр Пекина, расстреливая и раздавливая гусеницами всех на своем пути, и устроят бойню, чтобы очистить площадь.

Ведь если хоть что-то из этого произойдет, разве сможет Партия продолжить свое существование? Разве мир допустит такое?

Китайская олигархическая система исчерпала себя, и даже Дэн это понимает. Он был вынужден пообещать экономическое “чудо”. Но как же ему совершить это чудо, не ослабив мертвую хватку Партии? Для этого придется построить промышленные города вроде Сяокяна по всей стране. Потакать богатым Пекину, Шанхаю, Гуаньчжоу и нескольким провинциальным центрам, обрекая на нищету еще миллиард китайцев.

Мир ни за что этого не потерпит. Ничего из этого, начиная с бойни на площади Тяньаньмэнь.

У Тена на глазах слезы. Восемнадцать лет унижения, и теперь ничто его не держит. Эта мысль переполняет его яростью и удивлением.

Он может даже переключиться с музыки на новости с площади и поддержать студентов. Теперь кто ему что сделает? Ведь это пришлось бы делать открыто.

Нет, Тен не собирался провести три вдохновенных, бессонных, прекрасных недели в эфире в едином порыве с протестующими, со счастливым охрипшим голосом, с неумолкающими телефонными звонками от радостных слушателей, а потом пуститься в бега. Автоматные очереди с площади в наушниках студийного телефона – сначала громко, потом приглушенно и далеко и снова в полную мощь, когда он выбегает на улицу.

Нет, Тен не думал, что ему придется целый месяц прятаться в квартире друга на северо-западной окраине города, по соседству с одной из школ, где выпытывали признания у демонстрантов. Не думал, что не сможет спать по ночам, то ли от

Вы читаете Дикая тварь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату