взгляда было бы достаточно, чтобы понять, какая это ложь.
– Царь? – спросил Эвмей, и слово прозвучало странно, округло и мягко. Кадын кивнула.
– Я – царь. Кто ты? – Она указала рукой.
– Я – Эвмей. Я вещь твой. Ты владелец меня, – сказал он и наклонил голову. Кадын отрицательно повела рукой.
– Нет. Ты свободный. Ты – воин. Сам владелец себя.
Эвмей внимательно слушал, стараясь считывать с губ. Потом растерянно обернулся на Алатая, будто просил объяснить.
– У нас нет рабов, зачем они нам? – загремел тут Каспай. – Их, говорят, кормить надо. Нет, брат, рабом ты был у желтых. А здесь ты сам себе хозяин. Хочешь – иди, куда сердце зовет, хочешь – с нами живи. Будешь служить царю, заслужишь хорошего коня. Дом тебе поможем поставить. А там и жену найдешь. Девы у нас знаешь какие…
– Он не понимает тебя, Каспай, – остановила его Кадын. – Ты пролил много слов, но они протекли мимо: смотри, какие у него глаза. Алатай, ты говорил с ним? Он достаточно уже знает слов, чтобы рассказать о себе?
– Нет, царь. Я понял только, что его зовут Эвмей и он жил в далекой стране за горами.
– Мне бы очень хотелось знать, как живут люди в землях за горами, – проговорила она и вгляделась в лицо чужеземца так, что Алатай почуял, как засвербело в горле. Такими глазами она никогда не смотрела на него. – Учи его, – сказала она, обернувшись к нему. – Пусть он будет тебе младшим братом. А на праздник весны скажет, чего желает его сердце – уйти или остаться с нами.
– Хорошо, царь. – Алатай наклонил голову. Он сам подивился, что на сей раз ему не хотелось спорить, когда чужеземца назвали его младшим братом. Напротив, он готов был прямо сейчас начать обучать его и словам, и жизни в их люде.
– Ешьте теперь, – улыбнулась она как добрая хозяйка. – С дороги мясо в сладость.
Дважды просить не было нужды – они принялись за печеное мясо. Эвмей, не зная обычая, брал обеими руками, и никто из воинов не указал ему на это, а Алатай был так голоден, что не стал поправлять: успеется, решил он, начну учить его завтра.
Кадын не ела, молча смотрела на них и что-то обдумывала. Потом сказала, глядя тепло:
– Ты очень смел, юный воин. То, что ты узнал, очень важно. И как не побоялся только пойти один за этими тварями, не людьми и не духами.
– Я для тебя только, царь. Откуда было страху взяться? – ответил он и тут же смутился до алого цвета. Она только улыбнулась, а воины сделали вид, что ничего не слышали.
– Хорошо же. Раз ты так смел, приходи ко мне завтра на рассвете, – сказала потом. – Поедем с тобой к Камке. Ей все то же расскажешь.
– К Камке? – поразился Алатай и поперхнулся. – К Каму? – проговорил сквозь кашель. – Но царь! Кам сейчас дает посвящение девчонкам, разве я могу – к ним?
Воины грохнули. Эвмей перестал есть и озирался на них, не понимая. Кадын тоже улыбнулась:
– Те! Да разве я возьму в овчарню такого лисенка? Вот еще забава! Нет, ради нас отвлечется Кам от посвящения. Но ты отдыхай, завтра отправимся до света.
Весь день они блуждали в тайге. По горам летал верховой ветер, гудел в кедрах, рвал легкую хвою с лиственниц. Дождь лупил со всех сторон, затекал под накидку, и Алатай вновь чувствовал себя как в тот день, когда убежал с чужеземцем. Но теперь перед ним ехала сама Кадын, и он не смел впадать в уныние.
Сперва, только выехав, она много расспрашивала и была весела. Потом притихла, кричать друг другу в тайге через дождь и ветер было утомительно и дурно. Алатай видел, что бродят они без цели и словно бы в одном месте. Он замечал, что несколько раз уже Кадын отправляла своего ээ на поиски Кама, но тот возвращался пустым. Алатай не верил, что она не знает, где дает посвящение девочкам Кам, но понимал, что царь ищет иного места для встречи.
День уже катился к закату, когда прекратился дождь, и кони вошли в плотный туман, точно в облако. Лес серебрился, стало очень тихо, не было ни ветра, ни звука. Копыта чавкали в пропитанной водой лесной подстилке. Все кругом стояло зачарованное, оцепеневшее, и Алатай заметил, как подтянулась, подобралась в седле Кадын, и сам подобрался тоже – казалось, невидимые глаза наблюдают за ними из-за лишаистых деревьев.
– Искать в тайге Кама – все равно, что гоняться за собственной долей, – сказала вдруг Кадын, и слова ее прозвучали слишком громко в тишине леса. – Пока бегаешь за ней, она неуловима, как отвернешься – настигнет тебя сама. Верно ли говорю, Алатай?
– Я не знаю, царь, – ответил он и хлюпнул носом. Было холодно, но он крепился изо всех сил.
– Ты еще слишком юн, но и ты скоро узнаешь об этом, – сказала она. – Скажи мне, Алатай, известен ли тебе конник Талай? – спросила она вдруг, и он вздрогнул: это имя до сих пор больно задевало его.
– Нет, царь, я только слышал о нем. Много слышал.
