Незаметное шевеление привлекло внимание Творогова, и Саня рассердился на себя – не отвлекайся, боец!
Ствол дуба опять шевельнулся, и лишь теперь Творогов различил человеческий силуэт. Подойдя ближе, он распознал Ивана.
– Готов? – шепнул он.
Ларин кивнул.
– Будешь меня страховать.
– Понял.
– Пошли.
Запахло соляркой – на «Шверерах» стояли дизели, – и вскоре впереди выросла угловатая глыба бронеавтомобиля.
«Шверер Панцерпэхваген» – так вроде выговаривается его название. Но «Шверер» – это куда короче.
В потемках шатались двое часовых, уныло ругаясь по-немецки. Тут к ним приблизился третий, тот самый офицер, что чуть было не наступил на Творогова.
Иван посмотрел на Саню, и тот кивнул. Скользящим движением Ларин вытянул пистолет с накрученным ПББС – «глушителем», как комиссар говорит.
Только офицер стал что-то сердито выговаривать дозорным, как – хлоп, хлоп, хлоп! Три пули, три трупа.
Сняв с офицера МП-40, Творогов приблизился к бронеавтомобилю и прикрепил взрывное устройство. Часовой механизм уже был взведен, оставалось только включить, и пускай тикает.
Заложив еще пару «подарков» и подложив заряд в грузовик, затаренный ящиками с минами, Саня глянул на часы – время еще было. Пришатнувшись к Ивану, он шепнул:
– Пошумим?
– Пошумим, однако! – ухмыльнулся гуран.
– Уходим точно по времени.
– Ага.
Партизаны разошлись, и Творогову показалось, что он расслышал хлопок. Может, и показалось – немцы здорово нарушали тишину.
Нет, доблестные эсэсовцы сдерживались, вели себя тихо, но когда двигаются сотни и сотни людей, шорохи и шепоты сливаются в шумы. Ну, оно и к лучшему – на таком фоне шаги совершенно не слышны.
Александр медленно приблизился к поляне, где немцев было особенно много. Нахохлившись, они хлебали варево из мисок.
Очередью бы вас… Нельзя.
Творогов посмотрел на часы – светящиеся стрелки подходили к нужной цифре. Уже можно.
Спокойно вскинув бесшумный пистолет, он сделал два выстрела. Сместившись, израсходовал еще три патрона. Немцы вздрагивали и оседали или валились кулем.
Их «камарады» все еще ничего не понимали, хотя голоса поднимались, делаясь все громче, и напряжение звучало в них весьма явственно.
Ага, вот один закричал, другой… Задергались, фашики!
Творогов начал осторожно отступать.
Целая опергруппа просочилась сквозь немецкие порядки. Пошумела и отошла. Скоро будет фейерверк, а потом можно будет и отдохнуть. Уже почти лето, тепло…
Говорят, руководство СС отбирало в отряд карателей самых стойких, самых бывалых. Возможно.
Вечерний сюрприз будет для них весьма неприятен, но назад они не побегут. Однако и ночь спокойно провести не получится – будут сидеть и вздрагивать. А утром – в бой.
Невыспавшиеся, усталые, злые. Ничего, с-суки, мы вас взбодрим… Время!
В ту же секунду темный лес озарился вспышками огня, и разнесся грохот. У «Шреверов» то передок подкидывало, то задок.
Лопались топливные баки, и лужи горючего растекались жидким пламенем. Самыми эффектными стали подрывы грузовиков с боеприпасами – множественные, дробные раскаты ощутимо давили на уши, «Опели» превращались в груды металлолома, а осколки так и свистели во все стороны, сбривая ветки и головы, вонзаясь в безвинные стволы, калеча вояк, возомнивших себя высшими существами.
