выкашивая врага по разным направлениям.
Лес моментально наполнился дымом, грохотом, криками боли и страха. И все же хваленая прусская дисциплина удержала гитлеровцев от поспешного бегства.
Каратели продолжили наступление. Видимо, надеясь быстренько разбить «русски мужик» и занять партизанские землянки. Вот только партизаны были против.
Как только зазвучали отрывистые звуки выстрелов из винтовок, немцы будто вдохновились – наконец-то видимый враг! И ринулись в атаку.
Их разбег притормозил ряд кольев с колючей проволокой – и тут же ударили пулеметы. Атака захлебнулась.
И тогда Творогов дал отмашку. Закидав немецкий арьергард гранатами, опергруппа открыла огонь из «шмайссеров».
Разведчики-диверсанты мелькали среди деревьев, словно лесная нечисть, порождение дебрей. Никаких тебе ватников, сапог, ушанок – привычный образ русского партизана размывался.
Немцы отстреливались, хотя толком не понимали, по ком же они ведут огонь.
Сменив третий по счету магазин, Творогов переместился к Ивану. Тот не изменял винтовке «маузер». Стрелял и приговаривал:
– Пошто сюда явилси? Пошто нашу землю топчешь, собака германская?
У Ларина просто не бывало промахов, каждый патрон, им израсходованный, означал очередную смерть для немецкого оккупанта.
И лишь теперь немцы сдались. Знакомая, такая понятная для русского уха фраза зазвучала по всему лесу, исторгаемая с чувством, разносимая эхом:
– Гитлер капут!
Из записок П. А. Судоплатова:
Глава 11
«Престол»