церковной группы – Колби, Роуз и Кейлин – забили пару кроликов и пришли на площадь с длинным противнем, на котором лежали кусочки хорошо прожаренного кроличьего мяса, приготовленного на костре в переработанном кукурузном масле. Две девушки – Мэри Джин и Ноэль – смешали очень крепкий пунш из сока от консервированных фруктов и жуткого домашнего самогона Бена. Спид и Мэттью за прошедшее время успели подружиться с молодыми парнями из церковной группы – Стивеном, Марком и Ризом, – и теперь все пятеро смолили травку на задворках ратуши.
Все чувствовали сладковатый запах марихуаны, который витал над площадью, но теперь этот запретный аромат не возмущал даже церковников. Уэйда Пилчера, бывшего офицера полиции из Джексонвилла, который сам провозгласил себя блюстителем порядка в церковной группе, это даже забавляло. В какой-то момент он обогнул здание ратуши, по старой памяти притворившись полицейским, чтобы попугать молодежь, и когда все парни принялись спешно прятать самодельные трубки из кукурузных початков, которые использовали, чтобы курить травку, он хохотнул, пожурил их за то, что они «не делятся со всеми», и попросил затянуться. В эту секунду веселье перешло на следующий уровень.
Около семи часов солнце начало клониться к горизонту, и мягкий закатный свет принес долгожданное облегчение после изматывающей жары. Импровизированная вечеринка уже была в разгаре. Население Вудбери, которое теперь насчитывало сорок три человека, словно решило выпустить пар и снять постоянное напряжение, мучившее всех и каждого во времена чумы, и устроить этот неожиданный праздник. Дети Дюпре вместе с полудюжиной других ребятишек Вудбери играли на улице в разрывные цепи, а Глория вытащила укулеле и принялась наигрывать народные мелодии. Вскоре к ней присоединился Дэвид с губной гармошкой, после чего рядом пристроился Риз с пластиковым ведром, по которому он стал негромко постукивать в такт музыке.
Все столпились вокруг них, когда в сиреневых сумерках раздались первые ноты гимна «О, благодать». Обладатель чистейшего голоса Гарольд Стаубэк вышел чуть вперед и запел. Ребятишки притихли, и мягкий вечерний свет вобрал в себя и подчеркнул красоту этого одинокого, печального голоса.
Когда Гарольд закончил песню, все зааплодировали, закричали и засвистели, а преподобный Иеремия Гарлиц поднялся со своего одеяла, подошел к воображаемой сцене и приобнял певца.
– Перед вами гордость Сводного баптистского хора Таллахасси, – провозгласил Иеремия, радостно обращаясь к зрителям. – Бывший голос радиостанции
Толпа взорвалась ликованием, а Гарольд учтиво кивнул и помахал всем рукой.
– Спасибо, спасибо, – сказал он, когда овации стихли. Он протер носовым платком аккуратно постриженные усы и слегка поклонился Лилли, которая стояла возле соседнего дерева и чистила дикое яблоко перочинным ножом. Она во весь рот улыбнулась Гарольду. – А еще хочу сказать спасибо от всех нас – спасибо мисс Лилли Коул и добрым людям Вудбери, – его глаза наполнились слезами. – Мы знаем, что рано или поздно Господь приведет нас домой… но мы и мечтать не могли… что это место окажется столь прекрасным.
Лилли посмотрела на другую сторону площади – не совсем уловив слова Гарольда – и увидела вдалеке темный силуэт. На деревянной ограде возле пустыря сидел немолодой человек с блестящими, напомаженными волосами и проступающими на морщинистой шее крепкими жилами, одетый в серую от пыли майку-алкоголичку. Издалека сказать было сложно, но Лилли показалось, что он вздрогнул, услышав голос проповедника.
– Если вы позволите, – сказал Иеремия группе, похлопав Стаубэка по плечу, после чего тот сел на пенек рядом с остальными музыкантами, – я бы хотел сказать несколько слов, – он улыбнулся. – Мои люди вряд ли удивятся этому желанию, ведь они лучше остальных знают, что я могу разглагольствовать о чем угодно, от яркой радуги до Федеральной налоговой службы, – он сделал паузу, чтобы дать смеху улечься. Улыбка сошла с его губ. – Мне просто хочется сказать кое-что о цветах, – он посмотрел на Лилли и кивнул. – Может показаться, что в этом старом добром мире о цветах вспоминают лишь на первых свиданиях и в дни годовщин. Может, еще когда кому-нибудь приходится извиняться за свою глупость перед подругой. Или когда кто-нибудь решает украсить стол или всю комнату. Но практической ценности в них как будто бы нет… им не сравниться с едой, водой, крышей над головой, орудиями самообороны… ни с чем, что в последние пару лет стало связано с выживанием.
Он на некоторое время замолчал и обвел взглядом толпу, встречаясь глазами буквально с каждым из присутствующих, кроме Лилли, играя с тишиной на манер блестящего оратора, человека, рожденного для проповедей. Он улыбнулся спокойной, понимающей улыбкой.
– Но спросите меня – и я отвечу, что нам очень легко забыть о смысле даров Господних вроде музыки, братства, вкусной еды, добротной сигары или крепкого виски. И я говорю вам, что все это в некотором роде даже важнее, чем еда и вода, даже более необходимо нам, истинным детям Господним, чем кислород и солнечный свет… ведь в них и заключается секрет того, что значит быть живым.
