Пассажирка

смертью.

Он умер за сотню лет до того, как ты родилась.

Они не должны были встретиться.

Может, потому-то она так сильно этого хотела: это было невозможно, а они оба оказались слишком упрямы, чтобы позволить указывать им, что они могут, а чего не могут иметь.

Прямо сейчас ее это не волновало.

Прямо сейчас его это не волновало.

Этта не знала, кто к кому потянулся, но только она снова целовала его, а легкие горели, и тело ныло от желания, чтобы он оказался ближе. Ее спина уперлась во влажный камень ворот, и она вообразила, что может вкусить сокрытую в нем бурю, хлещущие ветра отчаяния и обиды, порыв за порывом сталкивающиеся с ее собственной бурей, признавая в ней ровню.

Его губы смягчились под ее губами, руки соскользнули с ее шеи, и он привалился всем своим весом к стене, прижимая к ней девушку. Она чувствовала, что Николас сдался и начал медленно ее изучать. Нежность его прикосновений заставила ее руки вцепиться в его мокрую рубашку. Мир растворился вокруг нее, как если бы она прошла через следующий проход.

Проход.

Она притянула его, пытаясь оттолкнуть мир подальше. Из горла Николаса вырвался тихий жаждущий стон.

Астролябия.

В поисках теплой голой кожи под рубашкой пальцы скользнули по его талии.

Мама.

– Этта… – пробормотал он, превращая ее имя в тайну, – Этта… нам… проход…

Нет времени.

– Я знаю, – умудрилась проговорить она прямо ему в губы, – я…

У Этты не было сил оттолкнуть его, прекратить это, хотя они оба знали, что пора. Даже сейчас осознание только наполняло ее еще большим отчаяньем, разжигая невыносимый жар под кожей. Она сжала его крепче, отказываясь отпускать.

На это нет времени.

Они должны закончить это так же, как начали. Вместе.

Этта медленно касалась Николаса; неспешный дурман его поцелуев увял до призрака прикосновения.

На нас нет времени.

Судорожно вздохнув, она отвернулась. Николас наклонился, уткнувшись лбом в руку, пытаясь отдышаться.

Спустя пару мгновений произнес пустым голосом:

– Я оказался прав, так? Нам нужно… нам нужно идти, прежде чем Айронвуд отправит за нами путешественников. Если еще не отправил.

Не отводя взгляда от мокрых камней и струящихся между ними ручейков, Этта кивнула. «Почему так? – пронзила ее мысль. – Почему он? Почему?»

– Ты знаешь, куда идти? – тихо спросил Николас, подняв руку, чтобы коснуться ее лица, но тут же отдернул, словно передумав.

– Это… Думаю, мы ищем Террасу слонов, – проговорила она, вновь обретя голос. – Она была на картине моей мамы – вид с небольшого возвышения. Однако я не знаю, где она находится.

– Ничего страшного, поиски не займут много времени. Думаю, мы достаточно близко, чтобы поймать резонанс. – Николас полез в сумку и дунул в гармошку. Проход отозвался дважды, отскочив от бесприютных камней. Этта напрягла слух, пробираясь сквозь слои зова, пока не поняла, откуда он исходил. Слышался, однако, и еще какой-то гул, который она не признала.

Она напряглась:

– Звучит по-другому, тебе не кажется?

– Так же ужасно, как и всегда, – Николас повесил сумку обратно на плечо. – Идем?

Стряхнув с себя беспокойство, она пошла за ним через заброшенный город. Часть ее гадала, сколько времени потребовалось джунглям, чтобы стереть большинство свидетельств человеческого существования, – Этте хотелось припомнить точную причину того, почему Ангкор-Тхом и Ангкор-Ват были заброшены. Кажется, это как-то связано с войной и неустанными приливами и отливами сил, разрушившими даже величайшие цивилизации. Без резонанса проход снова стих, и она не была уверена, сможет ли вообще его найти. Хотя мама показывала ей карту города, отмечая, где она копала – если она вообще когда-нибудь копала, подумала Этта, – тропинки так заросли, а камни и деревянные конструкции пришли в такое плачевное состояние, что девушка едва признала Байон,