– Тогда расстели одеяла и сделай так, чтобы, когда я вернулся, ты все еще сидела здесь, – отозвался он и прихватил котелок. – И я не искал тебя по кустам, поняла? Сам все сделаю, – ворчливо добавил Ив и скрылся в темноте среди деревьев.
Антония коротко вздохнула, покосилась ему вслед и послушно достала из сумок одеяла, завернувшись в одно из них: к вечеру стало прохладнее, и пока не было живого огня, чтобы согреться. Она в самом деле хотела помочь, но Ив почему-то отказался. Ну и ладно. Девушка устроилась на расстеленном одеяле, огляделась и решила от нечего делать потренироваться в левитации – вокруг лежало достаточно мелких веток для ее нужд. И когда вернулся Ив с охапкой хвороста и наполненным водой из ближайшего ручья котелком, Тони послушно сидела на поляне, играя в воздухе сухими веточками, от усердия приоткрыв рот. Ив не удержался от усмешки, скользнул по супруге взглядом и занялся готовкой. Хворост вспыхнул, едва Ив сложил его в кругу камней, и Тони даже не взглянула в сторону костра, но ни одна веточка при этом не упала. Своим первым даром Огонечек пользовалась практически на уровне инстинктов, чем невольно восхитился Ив.
Через некоторое время над поляной поплыл пряный аромат похлебки, и Антония тут же забыла про упражнения, разом уронив все веточки и придвинувшись ближе к огню. Глаза заблестели, она облизнулась и схватила протянутую ей миску с ложкой. Тони внимательно следила за тем, как Ив накладывал еду, а потому совсем не видела выражения его лица и не заметила, как на нем мелькнула задумчивость, а в глубине глаз – что-то, похожее на нежность.
– Не обожгись, – предупредил он, когда Тони, поставив миску на колени и ухватив горбушку хлеба, набрала полную ложку вкусного варева.
– Угу, – кивнула она, осторожно подув на похлебку.
Ужинали в молчании, уютном и общем, одном на двоих. Время от времени Антония косилась на жующего с аппетитом супруга, и в груди отчего-то становилось тесно, а дыхание перехватывало. Огонь бросал на его лицо резкие тени, и оно казалось грубее, чем при свете дня, но Антония знала, как преображает его улыбка или ехидная усмешка. И какими глубокими, словно бездонные озера, становятся его глаза, когда в нем просыпаются страсть и желание… Тони прерывисто вздохнула, чуть не подавилась куском холодной ветчины и поспешно запила квасом из фляги. Кажется, она начинает привязываться к Иву? Девушка задумчиво собрала мякишем остатки похлебки, отправила кусочек в рот и отложила пустую миску. Слишком волнительная и сложная мысль, чтобы обдумывать ее сейчас, когда усталость навалилась разом после целого дня пути и от сытого ужина клонит в сон.
Осоловело моргнув, Тони привалилась к теплому и большому Иву, сладко зевнула и не стала сопротивляться – завтра им предстоял еще один длинный день. Девушка смутно помнила, как ее осторожно уложили, заботливо укутали в теплое одеяло, а к спине прижалось сильное тело. Что-то мурлыкнув уже в полусне, Антония свернулась клубочком, поудобнее устроившись в надежных объятиях, и нырнула в сон почти сразу, пригревшись и тихонько засопев. А Ив еще долго лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию, и ловил себя на том, что сам забывает сделать вдох, увлекшись странными и приятными ощущениями от того, что Огонечек так доверчиво прижимается к нему.
На следующий день де Ранкуры снова ехали по лесу, а в обед Ив даже решил сделать получасовой привал, поскольку в окрестностях по-прежнему не наблюдалось никого, кроме зверья да птиц. Тропинка постепенно превратилась в некое подобие заброшенной или очень старой дороги, но вела она в правильном направлении, как выяснил Ив, сверившись с картой, и они с нее не сворачивали. Темневшие впереди горы потихоньку приближались, точнее, даже не горы – высокие холмы, снега их вершины не покрывали, а лишь густой лес, казавшийся издалека бархатным темно-зеленым покрывалом. Погода продолжала радовать солнцем и ясным небом, и постепенно Антония перестала думать об оставленных позади врагах, тем более что живьем она их и не видела. Девушка повеселела, стала чаще улыбаться и частенько устраивала мелкие шалости: то шишками бросаться начнет, то ускачет вперед, вынуждая Ива догонять, а то вообще сорвала со свисающей ветки какую-то пушистую метелку и все той же левитацией принялась щекотать мужнину шею. В конце концов Ив поймал расшалившуюся супругу и пересадил к себе, крепко обняв и наказав сидеть спокойно, – они все-таки немножко торопились. А Тони опять пригрелась и задремала…
По дороге де Ранкуры ехали три дня, постепенно поднимаясь к седловине; лес вокруг потихоньку густел, появилось больше хвойных деревьев, и, к радости Антонии, то и дело попадались кусты с лесными ягодами, которые она прямо на ходу с удовольствием собирала. Еще и Ива кормила, тоже на ходу, левитацией поднося к его губам сочные дары природы. А потом, конечно, грех было не слизнуть сладкий сок с его губ вкусным поцелуем. Эту поездку, лишь в самом начале омраченную неприятной встречей и происшествием в деревне, Антония вспоминала часто, уверенная, что именно тогда в душе зародилось нечто большее, чем просто признательность и доброе отношение к мужу. Его ненавязчивая забота, то, с какой охотой он принимал участие в ее дурачествах, даже то, как Ив дразнил юную супругу, находя удовольствие в ее эмоциональных вспышках, – все это сплетало между ними невидимую, но крепкую сеть. Она опутывала тонкими нитями, привязывала с каждым днем все сильнее, и Антония теперь только удивлялась собственным упрямству и глупости, когда не желала выходить замуж. Конечно, за эти дни она вряд ли успела узнать Ива
